Я прислушалась к словам Тимофея.
– Он на нас даже не посмотрит, – громко произнес тугоухий, – не того мы поля ягоды!
– Чего ты орешь? – цыкнул на него Антоха и покосился на Давидыва, которого боялся как огня, несмотря на собственное физическое превосходство.
Я хмыкнула: значит, наш верный Плошкин решил предать хозяина и переметнуться к Менщикову. Что же, умно, да только не медом у Деда мазано, далеко не медом.
На большой торговой площади собралась толпа горожан.
– Эй, Митрофан, – я нагнала старика и кивнула на сборище, – что это?
– Новобранцев в армию призывают, – подстегивая мерина по откормленным бокам, процедил он. Мы как раз выехали на большую улицу, ведущую к главному городскому храму. Лошадиные копыта застучали по подмороженной, едва припорошенной снежком брусчатке, полозья подводы заскребли и застонали. – Поговаривают, что наш Распрекрасный войну объявить собирается. Сейчас на Калужию и Бейджанию зуб точит, а потом на Тульяндию с Серпуховичами пойдет. Ты чего, новостей на базарах не читаешь?
Я покачала головой. Почитаешь тут новости на газетных листах, приколоченных рядом с собственным портретом! Война – это плохо. Война в мои планы не входила. Значит, границы перекроют, как северные, так и южные – проехать через страну будет не просто. Интересно, сколько времени у меня осталось?
– Чего, пацан, опечалился? – хохотнул Антон. – Боишься, в служивые загребут? Не бойся! Таких не берут!
Раздался общий гогот. Все-таки, чем больше узнаю мужчин, тем милее мне болотный демон. Вот подавай такому косоглазому Антохе каждый день кашу да щи, глядишь, он тебя еще и за косу из милости потаскает.
– Олух косоглазый, – едва слышно буркнула я. Страх Божий сочно тявкнул, даже в ухе зазвенело.
На церковной площади перед храмом с припорошенными снегом маковками куполов шел крестный ход. Бородатый батюшка с кадилом в руках охаживал прихожан дымком, пахнущим дурман-травой. Я едва заметно дернула губами в усмешке. Храм этот был известен на всю Окию своим богатством, а секрет был прост: отец настоятель подсыпал дурман-траву в кадило с тем расчетом, что одурманенные куреньями прихожане будут больше жертвовать на богоугодные дела. Эту маленькую хитрость священник изобрел еще в начале своей карьеры и теперь на деньги незадачливых верующих отгрохал большой городской храм, где святые лики на фресках подозрительно напоминали богатых благотворителей (естественно, данное безобразие учинялось за отдельную плату). Например, Николай Угодник лицом вышел в начальника местной тюрьмы, а Дева Мария подозрительно смахивала на градоправителя.