Где-то далеко заскрипела дверь, послышался испуганный, отчаянный вскрик… и Варенька смогла судорожно глотнуть воздуха, потому что тяжесть, давившая ее, вдруг ослабела – и вовсе исчезла… Голоса отца и матери доносились до нее сквозь пелену беспамятства, будто из другого мира. Она одной ногой все еще стояла там… на том свете, медленно возвращаясь в этот, где пахло потом, смолой, сырой землей и дровами, где за стеной возились куры, шумно жевали корова с теленком, разбуженные криками и переполохом… нервно звенел голос матери, глухо бубнил голос отца… и где рядом с ней на усыпанном щепками полу валялся топор. Этот мир был пропитан страхом и ненавистью; темной, жуткой борьбой между духом и плотью, между грехом и святостью, между господом и антихристом…
У Вареньки волосы вставали дыбом от слов отца.
– Я изничтожу племя сатанинское, – шипел он. – Господь меня благословил на эту жертву! Разве не мы с тобой, Прасковья, клялись вытравить греховное из нашей жизни, выжечь каленым железом?! А ты мне помешала… Зачем? Кто тебя звал сюда? Как ты посмела пойти супротив моей воли?
– Ведь это дочь моя, Нестор Потапыч… – робко оправдывалась мать. – Нешто ее обязательно жизни лишать? Такой ли жертвы господь от нас требует? Я ее перевоспитаю… переучу…
– Могила ее перевоспитает! – рычал отец. – Сыра земля ей мать, а не ты! Бес тебя, Прасковья, попутал. Тебе грехи отмаливать надобно, поклоны класть денно и нощно, а ты… Эх, бабье нутро гнилое! Тьфу…
Он размашисто, широко перекрестился двумя перстами, покосился на Варвару – слышит ли? – хрипло вздохнул. Белки его глаз блеснули в свете луны.
– Нам что пращурами повелено? – загремел он, надвигаясь на мать. – Не покорившимися быть антихристу повелено! Спасется лишь не покорившийся мучителю до самого судного дня!
– Да какой она антихрист? Господь с тобой, Нестор Потапыч! Ну, своенравная девка, непокорная… Обломаем! Заставим принять истинную веру… Душу-то живую зачем губить?
– Ее душа давно загублена… Ты погляди только, как она платье задрала! Срамота! Отца не постыдилась… ляжками-то голыми сверкать да глазенками блудливыми моргать, разжигать греховное вожделение?!
Мать метнулась к Варьке, склонилась, одернула ей подол, торопливо крестясь и бормоча молитву… Она и верила, и не верила. Дочь-то и вправду уродилась не в нее – гордая, дьявольски красивая, наделенная нечеловеческой прелестью. Вот и Нестор Потапыч не стерпел… Заманила она его бесовскими ужимками. Может, и в самом деле – антихристово семя?
Прасковья Федоровна поглядела на лежащую без памяти Варьку… как есть блудница вавилонская! Ни под какой платок, ни под какую хламиду прельстительные формы не спрячешь. А как глазищами синими почнет сверкать, так и захолонет сердце-то, зайдется в смертной истоме – у бабы! – не то что у мужика!