– Кстати, – оперативник покосился на полковника. – Прикажите своим людям поднять дела этих… «банкиров». Нас интересует все. Как вели себя, как были одеты, словом, вы понимаете.
– Хорошо, сейчас распоряжусь, – кивнул полковник, подзывая жестом одного из подчиненных. Тем временем Первый оперативник миновал длинную черную изгородь кустов и ступил на проезжую часть.
– «Ольха», я – «Гром-один». Вижу нашего человека отчетливо. Бандиты выпускают заложника. То ли женщина, то ли подросток. Не разобрать.
– «Гром-один», вы видите кого-нибудь из бандитов?
– «Ольха», бандитов не вижу. Они за дверью, вне зоны поражения. Как понял?
– Понял тебя, «Ольха». Понял. Отбой. – В рации затрещали помехи, затем вплыли чьи-то голоса. Капитан повернулся к эмвэдэшному полковнику: – Прикажите своим людям немедленно очистить эфир.
Оперативник увидел штурмовиков. Трое прятались за низким парапетом, метрах в четырех от лестницы, ведущей к дверям ресторана. Еще трое на крыше, чуть правее дверей. Эти возились с кабелем. Подключали видеокамеру. Оперативник оценил позиции. Если поступит команда к началу штурма – первые две группы «войдут» в ресторан за три-пять секунд, подавив огнем всех, кто возвышается над столиками. А это могут быть только бандиты. Третья группа, стоящая на Тверской, у «Наташи», сможет на бегу простреливать половину зала. Учитывая планировку ресторана – площадка вспомогательного выхода возвышается над залом сантиметров на сорок, – пули пройдут над головами заложников, но сметут всех, кто будет стоять в полный рост. «Штурм, – подумал он. – Надо отдавать приказ. Риск для заложников минимален. Чего тянуть?» Оперативник остановился у короткой лестницы и посмотрел на заложника. Парень в униформе «макдоналдсовского» служащего. На груди фирменная бирка с именем. «Витя». Года двадцать два. Бледный, как сама смерть. Губы кривит истеричная улыбка. Колотит его, словно на улице минус сорок. Оно и понятно. Шок. Смотрит с мольбой, в глазах ужас.
– Успокойся, Витя, – сказал оперативник. – Успокойся. Все хорошо. Сейчас я поднимусь, войду в дверь, а ты спокойно пойдешь через сквер к магазину «Армения». Только ни в коем случае не беги. Там, на углу, оцепление, тебя встретят. Понял? – Парень судорожно дернул головой, как при нервном тике. – Ну и хорошо, что понял. Хорошо. – Оперативник продолжал говорить, стараясь успокоить заложника: – Эй, посмотри мне в глаза. Витя, посмотри мне в глаза. – А когда парень уставился на него, сказал спокойно, веско, уверенно: – Все будет хорошо. Не бойся. Сейчас. Еще несколько секунд. Он ступил на лестницу, поднял обе руки и медленно, очень медленно направился к ресторану. И тотчас увидел бандитов. Их было трое. Двое контролировали зал и кухню, третий стоял у двери, наблюдая за приближающимся оперативником. У всех троих на головах лыжные шапочки, так называемые «чеченки». Оперативник повернулся спиной, показывая, что он безоружен. Бандит отрицательно покачал головой и вытянул руку куда-то в сторону зала. Оперативник послушно посмотрел на… часы, установленные на стойке. Две минуты шестого. Бандит развел руками, словно говоря: «Ничего не поделаешь, уговор есть уговор», и вскинул пистолет. Оперативник мгновенно оттолкнул заложника и ничком упал на мраморные плиты. Уже падая, он успел увидеть вспышку пламени, отразившуюся в глазах бандита, затем, словно в замедленной съемке, пулю, пробивающую тонированное стекло и оставляющую в нем неровную дыру. А еще он увидел, как падает паренек, и подумал, что ранение не должно быть критическим. Мгновение спустя хлопнул выстрел снайпера. Пуля ударила в изувеченное уже стекло, и оно осыпалось на мрамор, на резиновый ячеистый коврик. Свет в зале был погашен, и снайпер, расположившийся в окне четвертого этажа дома напротив, не мог точно прицелиться. Оперативник понял: сейчас он умрет. Однако вместо того, чтобы спустить курок еще раз, бандит махнул рукой: «Уходи». Оперативник подтянул ноги, выпрямился и шагнул к заложнику. Парень дышал ртом, жадно и быстро, лицо стало еще белее от боли. Трясущимися пальцами он зажимал левый бок, на котором расплывалось темное пятно. Капли крови скатывались по пальцам на мрамор и собирались в небольшую лужицу.