– Призвали его из Ялты, понимаете, парень поступил в художественное училище, ну, его и забрали со второго курса. А у нас, как и в любой части, штатного художника не положено, вот и взяли его, а он с гонором, понимаешь, оказался. То одно ему не так, то другое не эдак. – Полковник хмыкнул. Вытащив из пластмассового подстаканника ручку, он принялся крутить ее в толстых пальцах. – И ведь пользовался тем, что мы без художника никуда. Справьтесь в округе, у нас самая лучшая часть, всегда все было в порядке. А этот правдолюб… То ему, понимаешь, покажется, что кто-то что-то там из столовой утащил, то еще какую-то ерунду выдумает.
– Неспокойный, значит, оказался? – Максим улыбнулся, как бы давая понять, что он с нужной стороны оценивает нагловатые действия солдата.
– Да уж, сразу видно, что детдомовский. Максим почувствовал, как сердце его внезапно екнуло и провалилось куда-то к пяткам. Стараясь казаться равнодушным, он вальяжно откинулся на спинку стула и кивнул:
– Знакомы мне такие. Из-за них зря ноги сбиваешь. Катаешься, катаешься. Как правило, ничего не подтверждается, но, прежде чем все это выяснится, придется пол-области объездить.
– Это верно, – моментально подхватил Фурцев. – Вот и Шалимов был такой же. Все какой-то правды искал. А сам нарушитель режима. То к отбою в казарму не явится, то вообще пропадает черт знает где, и с другими ребятами из срочной службы отношения напряженные.
– А что, и тут что-нибудь не слава богу?
– Да ну, как всегда. Ну, недолюбливают ребята штабистов, это уж как водится. Не по нутру им, что они в наряды ходят, а этот сидит в штабе, все картинки малюет.
– И что, серьезно конфликтовали?
– Да ну, – махнул рукой Фурцев, а затем наклонился вперед и, понизив голос, словно по секрету, сообщил: – Пару раз подрались даже. – И тут же оговорился: – Но со своим призывом. Так что ни о какой дедовщине речь, как вы понимаете, не идет.
– Но все равно же неуставные взаимоотношения, – хмыкнул Максим.
– Да ну, господи, можно подумать, они на гражданке не дерутся.
– Дерутся, дерутся.
– Но этот Шалимов ничего был, крепкий парнишка. У них там в детдоме школа хорошая.
– А почему передержали его? Призывался вроде одиннадцатого октября, а уволен одиннадцатого декабря. Пузан нахмурился.
– Можно еще раз телеграммку? – вдруг сказал он.
– Разумеется. – Максим протянул ему листок. Фурцев перечел ответ на запрос и хмыкнул:
– Да нет, тут, должно быть, ошибка. Одиннадцатого октября его и уволили, день в день.
– А можно на его личное дело взглянуть?
– Конечно, – кивнул пузан. – Я сейчас прикажу, чтобы его принесли.