Шли двое. Сквозь туман она не сразу смогла разглядеть, кто это. Но вот они подошли ближе, и, еще не видя лица, по смеху, Катюша догадалась, что это Белка.
– Ну вот, видишь, ты и улыбнулась, – довольно произнес Максим и взял Огурцову за руку.
Больше Катюша ничего не видела. Слезы снова сами полились у нее из глаз. Вид чужого счастья, когда вокруг все так плохо, доконал ее. Катюше стало нестерпимо себя жалко. Жалко до воя, до щенячьего поскуливания. Мир вокруг рушился, и места в нем для Катюши не было.
Парочка шла в сторону леса. Катюша вскочила и побежала к реке.
Она уйдет. Уйдет отсюда навсегда. Она никому не нужна. Дед будет только рад, что избавился от внучки, Пашка не заметит. А мама… Маме она потом когда-нибудь все объяснит.
Она шла и шла вперед. Тропинка вильнула и повела Катюшу прочь от реки. В голове почему-то вертелось стихотворение Лермонтова про дуб:
«Я б желал навеки так уснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь…»
И что-то там было про дуб, который должен колыхаться и шуметь.
Дуб.
Прямо перед Катюшей стоял дуб. Это было старое корявое дерево, по которому она любила лазить в детстве. У него был удобный низкий сук, на который можно было забраться, а потом спрыгнуть вниз.
Она бы сейчас с удовольствием стала дубом. Шелестела бы двести лет листвой и не знала бы никаких земных тревог.
Катюша скинула куртку и полезла наверх. Ноги в сапогах скользили, но в руках появилась неожиданная сила. Девочка карабкалась и карабкалась. Уже давно внизу остался тот самый сук, с которого так удобно было прыгать. И вот уже под рукой обламываются тонкие веточки.
Катюша уселась в развилке между стволом и веткой, прижалась к шершавой мокрой коре и закрыла глаза. Ей даже показалось, что она слышит, как бегут по стволу питательные соки.
Все, она теперь будет дубом. Мудрым и спокойным. Ее больше ничего не будет волновать. Только ветер, только вода, только солнце.
На ветке рядом каркнула ворона. Черная птица с удивлением смотрела на человека, забравшегося на ее дерево.
Катюша улыбнулась вороне. Но птица человеческого расположения к себе не поняла, возмущенно захлопала крыльями и улетела.
«Вот, даже вороны надо мной смеются», – подумала Катюша, снова закрывая глаза.
Вскоре сидеть так ей надоело. Жесткая ветка резала ногу, свитер промок, холодный ветер пробирал до костей, а куртка, которая могла спасти от этого ветродуя, осталась на земле.
Катюша заерзала на своем насесте. Отсиженную ногу пронзили ледяные иголочки. Катюшу качнуло назад, и она в панике крепко прижалась к стволу.