Милославская, сопровождаемая насторожившейся овчаркой, прошла к калитке и впустила лейтенанта.
– Ну, – проговорил тот, бросая внимательные взгляды на женщину, – я уж собрался комплимент сказать, что, мол, расцветаешь на глазах, несмотря на жару, пыль и комариное нашествие, а ты опять какая-то бледная, осунувшаяся.
– Ну вот, весь комплимент и испортил, – слабо улыбнулась Яна. Руденко уже второй раз заставал ее уставшей, еще не пришедшей в себя после видения.
Милославская проводила лейтенанта в свой кабинет, попутно сообщая ему:
– Ты уж извини, твоего обожаемого портвейна нет, предложить могу лишь бутылку «кьянти» или коньяк.
– Какой еще «кьянти»? – подозрительно уставился на нее Руденко. – Сроду такого напитка не пил. Он покрепче коньяка будет?
– Ну что ты, – Яна расхохоталась, – «кьянти» – это вино, кстати, очень хорошее. Мне одна бывшая клиентка его подарила, из Парижа привезла.
– Нет уж, – категорически отрезал Руденко. – Свои парижские вина будешь пить где-нибудь на своем Монпарнасе, – лейтенант с таким удовольствием раскатисто произнес это слово, видимо, гордясь знанием подобных ньюансов парижского ландшафта, что это привело в замешательство Джемму, важно шагающую между Яной и Руденко. Собака, обернувшись и уставившись в лицо лейтенанту, неожиданно негромко гавкнула. «Три семерки», не ожидавший подобного подвоха даже споткнулся, чуть не выронив сумку.
Покосившись на овчарку, лейтенант продолжил:
– Я как чувствовал, что на тебя в этом вопросе полагаться нельзя! С собой принес, – проговорил он, приподнимая и нежно поглаживая звякнувшую о пряжку ремня бутылку. – Не пропадем! А почему не на кухню идем-то? – только тут он понял, что очутился в кабинете.
– Да вот, – усмехнулась Яна, придвигая кресло к столу, – решила допустить тебя в святая святых, свой кабинет. Здесь попрохладней, так что приземляйся.
Яна придвинула большое блюдо с бутербродами и два бокала, после чего с удобством устроилась в другом кресле. Руденко, взглянув на бело-розовое изобилие на блюде, состоящее из обжаренного Яной хлеба, масла, корейки или сыра, с вкраплениями майонеза и зелени, извлек бутылку любимого им портвейна «Семьсот семьдесят седьмого».
– Ну что, – лейтенант поднял бокал с плещущимся в нем напитком, – за то, чтобы это дело было как можно скорее распутано!
Яна в ответ приподняла свой бокал и отпила совсем маленький глоточек «кьянти». После этого несколько минут она лишь молча наблюдала за тем, как Руденко управляется с бутербродами, усиленно запивая их портвейном.
Когда же сытый и довольный лейтенант откинулся в кресле, вытирая салфеткой пышные усы, Яна приступила к расспросам: