— А может, ты и прав, Будимир, — неожиданно для собеседника согласился Ираклий. — Не нам перечить воле богов. Сбирай завтра совет волхвов и решайте, кто достоин взойти на стол, кто должен остаться при идолах. Поднимайте людей своих. Я также приду и именем базилевса поддержу вас словом, а коли понадобится — и делом. И упрежу киевских христиан, что деяние свое вы вершите по воле божией. Но токмо помни, путь ты избрал опасный и кровавый. Ныне же поведай всем верным тебе людям, что, коли настигнет тебя внезапная кончина, то вину в этом пусть ищут не в воле богов али в случае, а в деяниях князя Владимира, явных и тайных.
Самым трудным для ведуна оказалось то, что обычно получалось проще всего — найти глину. При попытках копнуть землю ниже города на склонах или в ложбине меж холмами, он неизбежно натыкался на что-то вроде песчаника. В лучшем случае попадался суглинок, который для акта творения никак не подходил. Угробив на поиски почти два часа, в конечном итоге Середин пошел на Подол искать гончарные мастерские, где в длинных ямах вымачиваются по месяцу в воде пласты плотной однородной глины. Здесь ему наконец повезло: по дороге встретилась телега, на которой как раз везли груду этой липкой грязи, и Олег без особых хлопот подхватил с краю изрядный ком.
Вторым элементом, согласно древним книгам, являлся человеческий жир — но в свое время Ворон предупреждал учеников, что при использовании свиного сала эффект получается почти тот же самый, а риска меньше. Поэтому ведун просто купил там же, на торгу, уже топленое сало, несколько пряженцев и пошел вверх но течению вдоль впадающей неподалеку в Днепр реки Глубочицы. Ибо еще тремя требованиями к ритуалу были огонь, проточная вода и полночь — а попытка совместить все это рядом с городом, на виду у ночного дозора и случайных путников, припозднившихся к вечерней страже, могла закончиться самым непредсказуемым образом.
До сумерек Олег добрел до какого-то лесочка. Тропинок и домов в обозримом пространстве видно не было, и ведун начал собирать хворост к небольшому песчаному мыску, образовавшемуся на повороте русла. В сгустившейся тьме он высек искру, от затлевшего мха зажег бересту. Подсунул под сложенный шалашиком сухой валежник, взялся за пирожки.
Ночь сгущалась. Прикончив последний пряженец с вязигой, ведун взялся за глину. Сперва он долго разминал добытый кусок, а когда тот приобрел равномерную вязкость и пластичность, всыпал в него пыль — след волхва — и тщательно перемешал, приговаривая:
— Плоть от плоти, прах от праха, всё едино было, есть и будет вовеки.