– Эй, Регуляторы! – позвал вдруг Костя. – А куда это Сан Сеич исчез?
– Плачет на заднем дворе, – сказал Гош очень жестко. Он сидел, неестественно выпрямившись, уперев руки в бока, и глазами ел Белого.
– Не придуривайся! – рыкнул на него Белый. – Тебе же снизили агрессию, разве нет? И подняли критику. Знаешь, чего тебе не хватает? Попроси Сан Сеича, чтобы на завтрашнем сеансе немножко опустил тебе самооценку. Понял?! Никто тебя не обижал, ты! И не собирался даже! Я просто честно сказал!.. И теперь ты знаешь, что я думаю! Не о тебе, ясно?! Не-о-те-бе! А обо всей этой безумной жизни!
– А я, значит, самое плохое, что в этой жизни есть, – негромко, но с угрозой заметил Гош.
– Нет, друг мой Гошка, ты не самое плохое. Но ты самое опасное.
– Да почему же?! – искренне расстроился Гош. Видно было, что он уже не злится, а именно расстраивается. Только очень уж агрессивно это у него получалось.
– Потому что мы живем этой жизнью, – объяснил Белый, тоже немного успокаиваясь. – А ты в нее играешь. Балуешься. Ты уверен, что она пройдет, как сон. И значит, можно пока немного развлечься. Заодно – поиграть на нервах четверых молодых идиотов и одного старого дурака… А я тебе говорю – не пройдет эта жизнь! И она еще тебя поставит на четвереньки, может, даже похуже, чем нас. Это я так… Не пугаю. Даже и в мыслях нет. Я просто очень хочу, чтобы ты очнулся по-настоящему. Так, как мы.
– Жизнь есть сон, – ухмыльнулся Гош. – Кальдерон. Н-да. Я в нокауте.
– Пирамидон, – срифмовал Цыган. – Что такое?
В наступившей тишине раздался характерный клацающий звук. Четверо обернулись на него резко, как ужаленные. Костя ловко провернул свой «макаров» на пальце и убрал его в плечевую кобуру.
– Сдурел?! – в глубоком изумлении спросил Белый.
– Я в потолок собирался, – объяснил Костя. – В случае чего. Так, для отрезвляющего эффекта.
– Если ты в прошлой жизни действительно воевал, – сообщил Белый, – то армию твою били все, кому не лень.
– Остынь, а? – попросил Костя. – Ты бы себя видел минуту назад. Я думал, сейчас на самом деле война начнется.
– Ни малейшего шанса, – отрезал Белый. – Я себя контролирую. Я просто за Сан Сеича обиделся.
– Почему? – удивился Костя. – Мало ли, зачем он ушел… Может, еще вернется.
– Пирамидон – это таблетки, – вступил Гош невпопад, но примирительным тоном. – Кажется, анальгетик, то есть от боли. По-моему, конкретно от головной. А Кальдерон – это такой очень древний европейский автор, прославившийся небольшой пьесой с символическим названием «Жизнь есть сон». Вот. Если кто-то хочет послушать лекцию про анальгетики – милости прошу. Ну и что, мне теперь застрелиться? Белый, ну как ты не можешь понять…