Никита посмотрел на ярус и шепнул жене:
– Клянусь, там среди них наша Нинка!
– О Боже мой, – ужаснулась Вероника.
В зале воцарился сущий хаос. Многие зрители шумно возмущались: «Безобразие! Хулиганство! Митингуйте в своих вузах, не лезьте в театр! Срывают спектакль! Надо милицию позвать!» Другие поддерживали оппозиционеров: «Правильно! Долой сталинских ставленников! Надоело!» Третьи просто смеялись: весело, дерзко, уж не сам ли Мейерхольд придумал? Четвертые сгорали от любопытства – что дальше будет? Пятые благоразумно пытались выбраться из зала. Кое-где началась свалка. Старший капельдинер, держась за голову, пробежал вверх по проходу. Навстречу ему к сцене, бурно хохоча и явно не по трезвому делу, валила к сцене поэтическая ватага во главе со Степой Калистратовым.
Степан кричал на сцену какому-то дружку, занятому в спектакле:
– Гошка, поздравляю! Сегодня даже лучше, чем на премьере! Так и должно быть! В этом смысл современного театра! В скандале! Театр – это скандал!
Произнеся эту исключительную новацию, о которой знал еще Грибоедов, Степан бросил через плечо своему подголоску Фомке Фрухту:
– Запиши!
– Готово! Записано! – тут же отозвался подголосок.
Суматоха усиливалась. Никита, вглядываясь в бурлящую толпу, забыл на мгновение о жене. Когда же посмотрел на нее, похолодел, закричал будто гимназист, а не комдив:
– Что делать?! Что делать?!
У Вероники вдруг начались схватки. Она то сжимала зубы, то хватала воздух ртом. Пот ручьями стекал по лицу. Платье было совсем мокрым. Кляня себя за идиотское легкомыслие, Никита подхватил жену под мышки, стал пробираться к выходу.
– Пропустите, граждане! Пропустите! Жена рожает! «Скорую помощь»! Пожалуйста!
В свалке захохотал, тыча в них пальцем, какой-то богемного вида юнец:
– Смотрите, смотрите, только у нас! Комдив свою бабу тащит! Баба рожает от Мейерхольда!
Озверев, Никита ударил юнца ногой в зад.
– Пропустите же, мерзавцы! – В остервенении вытащил из кобуры револьвер. – Расступись! Стрелять буду!
Тут уж граждане, еще не забывшие подобных возгласов, немедленно очистили путь. Он подхватил кричащую от боли Веронику и устремился к выходу.
Степа Калистратов на одной из лестниц театра перехватил кубарем летящую вниз Нинку Градову.
– Привет, гражданка! Слушай, тут армяне приехали, поэты, будет сабантуй. Айда шампанское сажать?!
Нинка хохотала в его руках. «Ну, не счастье ли, – мелькнуло в Степкиной башке, – держать в руках такую хохочущую, вот именно, нимфу?»
Нимфа, увы, тут же выскользнула, отстранилась.
– Ты, Степан, неисправимый декадент и богемщик!