* * *
– Это твой дом? – восхитилась Мила, оглядывая добротную постройку из светлого кирпича под крышей из новейшей фасонной черепицы теплого терракотового цвета.
– Да, теперь мой. Недавно купил. В нем четыре комнаты, но пока еще не все привел в порядок, – отозвался Цебоев. – Честно говоря, жить можно только в одной комнате, самой маленькой, но… – Он обнял Милу за плечи и развернул лицом к заливу: —…я не мог не привезти тебя сюда. Тут такая красотища! Ты только посмотри!!!
– Да-а-а, согласна… – Мила с восторженной улыбкой огляделась вокруг и воскликнула: – И залив в двух шагах! Чудо какое! – Потом повернулась к Владимиру и уже без всякого восторга в голосе сказала: – А говорил, что не наработал на особняк! Я гляжу, все-таки неплохо на чужих несчастьях зарабатывают частные сыщики!
– На чужих несчастьях зарабатывают также врачи, психологи, милиционеры и особенно патологоанатомы и работники похоронных служб, – усмехнулся он.
– Пожалуй… – вынуждена была согласиться она, отвернулась от него и вновь посмотрела на голубеющий залив. Затем, как маленькая девочка, спросила: – Володя, а можно я искупаюсь?
– Тут очень мелко. Чуть ли не километр надо идти до настоящей глубины.
– Жаль… Находиться у воды и не иметь возможности искупаться в жару, – огорчилась Мила.
Цебоев рассмеялся, глядя на ее смешно скуксившееся лицо.
– Давай лучше слегка перекусим с дороги, – предложил он, – зря, что ли, целую сумку провизии везли! А потом я, так и быть, отведу тебя туда, где можно плавать.
– И далеко идти?
– Не очень. Во-он за тем мыском…
* * *
Мила лежала с закрытыми глазами на покрывале в желто-красную елочку и пропускала сквозь пальцы мелкий песок. Попадались смешные толстые палочки, разбухшие от воды и высушенные на солнце. Они легко ломались с сухим треском. Миле нравилось их ломать. Нравилось вообще все. Ей было хорошо и спокойно. Ей было хорошо и спокойно с Цебоевым. Она в его обществе расслаблялась так, как никогда раньше не умела. Вот и сейчас ей ничего большего не хотелось – только ощущать ладонью сухие песчинки и скользкие толстые палочки, спиной – чуть колкую шершавость ткани покрывала, слушать гортанные выкрики чаек и дышать йодистыми запахами залива. А он, Владимир, непостижимым образом всегда знал, что ей надо. Почувствовав, что ей хочется побыть одной, он оставил ее наедине с чайками и песчаными фонтанчиками, которые она выпускала из своих пальцев.
Сквозь дремоту Мила услышала, как ломаются все те же сухие палочки под тяжелыми шагами Владимира.
– Спать на солнце вредно, – услышала она у своего уха и окончательно очнулась от ярко-желтого карамельного сна, в котором не было никаких зрительных образов, одна сладкая тягучесть.