* * *
Потом они ели окрошку, одуряюще пахнущую свежими огурцами и укропом.
– Выходи за меня замуж, Людочка, – неожиданно сказал Цебоев.
Мила замерла, не донеся до рта ложку, потом, плюхнув ее обратно в нежно-голубую пластиковую миску, заставила себя улыбнуться и сказала:
– Но ведь ты еще не выполнил всех своих обязательств.
– Хочешь сказать: условий сделки?
– Да. Я, как и обещала, ем с тобой из одной тарелки, сплю… в общем, сам знаешь, с кем и где… А ты? Ты так ничего и нарыл для меня?
Цебоев тоже отложил ложку, шумно выдохнул и сказал:
– Вообще-то я все знаю… – Резким запрещающим жестом он не дал вырваться ее возмущению. – Ну-у-у… то есть почти все… Давно хотел рассказать, но…
– И что за «но» тебе мешает?
– Дай мне возможность… узнать все до самого конца, чтобы уж не ошибиться… И тогда…
– И когда же это «тогда» случится?
– Не торопи меня, Людочка, – взмолился Владимир. – Я слишком люблю тебя, чтобы…
– Чтобы что? – продолжала настаивать Мила.
Цебоев вышел из-за стола, обошел его кругом и, обняв ее за плечи, шепнул в ухо:
– Может быть, за то время, что я… выясняю последние детали… ты сможешь… полюбить меня… хоть немного… Может быть, тогда сделка наконец перестанет быть сделкой…
– Разве ты не чувствуешь, Володя, что сделка и так… вовсе не такая уж и сделка? Меня только от одного твоего прикосновения бросает в дрожь… не говоря уже о…
Он, не дав Миле договорить, вытащил ее из-за стола, развернул лицом к себе и спросил прерывающимся голосом:
– Но… ты ведь не можешь мне сказать, что любишь…
– Я… я не знаю… Володя… Я ничего не знаю… Мне с тобой хорошо и спокойно, как никогда еще не было. Но любовь ли это… Я не знаю. У меня не слишком много опыта в таких делах. Я, собственно, влюблена-то была всего один раз – в известного тебе Романца. Там все было по-другому… Вы такие разные… И я… я теперь вообще не знаю, что есть любовь… Она у меня была там, с ним… или здесь, с тобой… И я не знаю, как это выяснить…
Он прижал ее к себе и зашептал, уткнувшись носом почти в самый лабиринт ее ушной раковины:
– А может быть, тебе бросить всю эту гламурную суету… Ты же еще вполне можешь родить ребенка…
– Да что ты! Я уже старушка для такого серьезного дела…
– Ерунда… Я найду лучших врачей! Лучшую клинику! Мы же можем быть счастливы по-простому, по-человечески, Людочка, если ты… Все зависит только от тебя одной…
– Я… я художница, Володечка… текстильная… но художница… Я не могу без этого… Не могу все вдруг взять и бросить!
– Ты… ты и дома можешь творить… Я не помешаю… я, наоборот, – создам все условия! А потом ты сможешь передать свое мастерство ребенку… нашему ребенку… Зачем тебе этот грязный бомонд… эти бесконечные интриги… Людочка… я так люблю тебя… Да я же все для тебя…