Началась стрельба. Погибло четверо человек, в том числе двое полицейских. Власти заявили, что организаторы путча – бывшие военные, адепты оппозиционной партии Демократический альянс. В ответ на это сторонники президента Аристида подожгли здание Демократического альянса.
У президентского дворца собрались толпы вооруженных мачете сторонников президента, скандировавших «Не допустим путча!»
Спору нет, история не терпит сослагательного наклонения. И все-таки – мог ли ГКЧП одержать победу?
По-моему, дискутировать на эту тему – только тратить напрасно время. На стороне путчистов была мощь коммунистическо-советского аппарата, армия, милиция, КГБ. В конце концов, одна КПСС насчитывала свыше 14 миллионов партийцев, из них – 8,7 миллиона в РСФСР.
У Ельцина же не было ни-че-го. За исключением нескольких тысяч… ну ладно, пусть даже нескольких десятков тысяч разношерстных ополченцев, большинство из которых и оружия-то в руках никогда не держали.
(О том, какие порядки царили среди защитников Белого дома, красноречиво свидетельствует один из организаторов обороны генерал Константин Кобец. Для того чтобы укрепить дисциплину, Кобец даже вынужден был… сымитировать казнь некоего наиболее расхлябанного депутата, сорвавшего полученный приказ. «Я при всех приказал его расстрелять во внутреннем дворике Верховного Совета. После этого послушание было абсолютно четким, беспрекословным».)
Но не в пример Янаеву с компанией российский президент обладал куда более мощным оружием: волей к победе.
Мне думается, в те дни вновь проявилось самое главное его качество, присущее Борису Николаевичу еще с юности: тяга к адреналину.
Если б ему предложили выбрать себе какой-нибудь девиз, наподобие рыцарского, он вполне мог остановиться на эсеровском лозунге – «В борьбе обретешь ты право свое».
Пока все идет спокойно, размеренно, чинно, Ельцин пребывает в спячке, уходит в запои, развлекается показательными порками холопов. Но стоит показаться на горизонте какой-нибудь черной туче, он словно Илья Муромец мгновенно забыв про отнявшиеся ноги, вскакивает с печи и хватается за меч-кладенец.
Именно в моменты катаклизмов и кризисов Ельцин живет по-настоящему, полной грудью. Так было всегда, еще со школы, когда он сознательно искал самые трудные участки и лез туда, где жарче всего, ибо, хоть и стал он уже президентом России, только вбитый отцовским ремнем комплекс неполноценности никуда не исчез, не выветрился, а по-прежнему требовал своего выхода. И потому, стоило запахнуть где-нибудь жареным, как Борис Николаевич разом цепенел, становился в стойку, словно охотничья собака, почуявшая дичь. Прямо как лермонтовский парус: а он, мятежный, просит бури…