Михаил Сергеевич – так, по крайней мере, казалось – был слишком погружен в собственные муки, искренне наслаждаясь смакованием перенесенных страданий.
И в этом заключалась главная его, роковая ошибка. Не терзаниями своими должен он был упиваться, а сразу же показать, кто в доме хозяин. Но вместо этого, едва спустившись по трапу – мертвенно бледный, чуть ли не в больничной пижаме – президент СССР помчался домой страдать.
А в это время Ельцин окончательно перехватывал бразды правления, замыкая власть на себя.
«Я спортсмен и прекрасно знаю, как это бывает: вдруг какой-то толчок и ты чувствуешь, что игра идет, что можно смело брать инициативу в свои руки», – пишет он в «Записках президента». Этот пассаж, правда, относится совсем к другим событиям – к 19 августа, – но в полной мере его можно отнести и ко всему тому, что происходило после крушения ГКЧП .
И когда на другой день после своего возвращения Горбачев принялся что-то о себе воображать – назначать министров, раздавать заявления, – Ельцин моментально его осадил.
Рано утром 23 августа, приехав в Кремль, он, не стесняясь уже в выражениях, потребовал отменить ранее изданные указы о назначении новых министра обороны и председателя КГБ.
Это была первая встреча двух президентов после августовских событий, но и тени дружелюбности в ней не наблюдалось. Ельцин разговаривал с Горбачевым, как директор школы с провинившимся учеником.
Когда Горбачев пообещал подумать насчет назначений, российский президент в грубой форме ответствовал, что не уйдет из кабинета, пока не будет по его. Он даже и новые указы Горбачеву принялся диктовать, а тот лишь тряс головой в ответ да сверкал запотевшими очками. Под давлением Ельцина президент СССР был вынужден назначить всех названных ему кандидатов. Главком ВВС Шапошников, пообещавший разбомбить Кремль, стал министром обороны. Выступивший против путча Бакатин – председателем КГБ. Посол в Чехословакии Панкин – единственный из всех послов, отказавшийся вручить документы ГКЧП правительству страны пребывания – министром иностранных дел.
«Отныне все кадровые назначения вы будете производить только после согласования со мной», – ставит Ельцин ультиматум Горбачеву.
«Горбачев внимательно посмотрел на меня, – пишет он в “Записках президента”. – Это был взгляд зажатого в угол человека».
Ельцин соткан из категоричности и максимализма. В политике он признает только две позы: либо сверху, либо снизу. Равных себе – он не терпит по определению.
И стоит лишь человеку, еще вчера находившемуся сверху, дать слабину, подчиниться, согнуться, как моментально дожимает он его, скручивая в бараний рог, опуская ниже плинтуса.