она…
Похоже, родственные чувства вообще были ему чужды. До последнего времени Ельцин не общался ни с братом, ни с родной сестрой; сколько бы ни приезжал в Екатеринбург, никогда не навещал Михаила, но при этом – демонстративно – мог начать обниматься с шофером, который когда-то возил его, или отправиться с букетом цветов к врачу, лечившему мать, – разумеется, под прицелом журналистских камер.
По этому поводу генерал Коржаков недоумевает до сих пор:
«С братом при мне он не встречался ни разу. Михаила я вообще никогда не видел, а Валентину – сестру – только дважды: когда она переехала в Москву. Бородин дал Валентине квартиру в Проточном переулке, и Ельцин посылал меня посмотреть дом: сам он, разумеется, ни тогда, ни после к ней не ездил».
Реакция сестры на такое к себе отношение неизвестна, но Михаил Николаевич – еще в эпоху правления Ельцина – горячо уверял журналистов, что на московскую родню он совсем не в обиде: просто брат сильно занят. Он даже пытался помочь ему – услышал по телевидению, что Ельцины вынуждены всей семьей копать себе на зиму картошку и решил послать им два мешка. У него, пенсионера, времени чай больше – но высокие родственники от подарка почему-то отказались. «Говорят, у самих, мол, поспел хороший урожай», – простодушно объяснял бывший монтажник…
Люди – неважно: родственники, соратники, помощники, случайные встречные – были в восприятии Ельцина всего-навсего попутчиками; они заходили и выходили из вагона, навсегда оставались на пролетающих мимо перронах; иногда приходилось даже дергать стоп-кран, чтобы высадить кого-то, но до конечной станции вместе с ним не ехал никто…
Летом 1989 года Ельцин задавил человека. Генерал Коржаков хорошо помнит, как было дело.
– Мы поехали ко мне в деревню, в Молоково. Попарились, употребили, как полагается: у меня была бутылка вонючего китайского спирта; я, правда, разбавлял, а он – пил чистый. Ночью заснуть он не мог. Едва рассвело, в 6 утра, Ельцин заставил своего водителя завести его «Москвич», выгнать на улицу и сам сел за руль: развеяться. Как на грех, на выезде из деревни ему под руку попалась компания местных автолюбителей. У обочины стояли «Жигули» и мотоцикл: водитель «Жигулей», распахнув дверь, беседовал о чем-то с мотоциклистом.
– Не знаю уж, что случилось, – продолжает Коржаков, – но Борис Николаевич на всем ходу врезался в них. От удара у «жигуленка» отлетела дверь, а мотоцикл просто вынесло с дороги. Когда я примчался на место, там была уже полная каша. Кое-как мы уговорили пострадавших не писать заявлений, сами отремонтировали машину. Да черт с ней, с машиной! Главное, что пассажир мотоцикла, которого он сшиб, оказался в тяжелейшем состоянии. От удара у него повредился позвоночник, надорвались почки. Мы с друзьями, как могли, пытались его спасти. Покупали самые лучшие лекарства, возили по больницам. Но через полгода мужик скончался. Хоронить его пришлось тоже нам, потому что родственников у него не имелось: обычный деревенский пьянчужка…