Самое дикое в этой истории даже не то, что будущий президент лишил, пусть и неумышленно, человека жизни. Но Ельцин ни разу не поинтересовался судьбой своей жертвы. Даже когда Коржаков объявил ему, что тот умер, Борис Николаевич преспокойно пропустил это мимо ушей…
Что тут скажешь?
Вся жизнь – как скорый поезд: урчат гудки, стучат колеса на стыках, проносятся за окном полустанки. И только он – главный пассажир – определяет, кого и когда ссаживать; а если ненароком и раздавило кого по пути – так не по злому же умыслу, а исключительно во имя высшей цели.
Крестного своего отца Якова Рябова, сделавшего из строительного начальника средней руки крупного руководителя; буквально за руку приведшего Бориса Николаевича в обком; настоявшего, чтобы назначили его первым секретарем, – Ельцин ссадит первым, еще в 80-е годы.
Потом были демократы, межрегиональная депутатская группа, сплоченная, как одна семья. И что же? Даже тех немногих, кого взял он потом в Кремль, всех до единого убрал.
А доверенные его лица – самая первая команда, работавшая на выборах и в союзный, и в российский парламент; по уши влюбленная в него; каждый готов – в огонь и в воду. Их всего-то было девять человек; казалось, чего проще, возьми с собой, они-то уж точно – заслужили. Куда там! Из девятерых трудоустроен был только один – Владимир Камчатов, он стал полпредом президента в Москве. Но тоже ненадолго…
На самом деле с Ельциным все было ясно уже в тот момент, когда самым пошлым образом кинул он верного своего соратника Михаила Бочарова. Был такой популярный депутат, тоже, кстати, строитель, президент концерна «Бутэк». В 1990 году, став спикером российского парламента, Ельцин обещал ему кресло предсовмина республики. Но в премьеры предложил потом… Ивана Силаева.
Ума не приложу: как люди, окружавшие тогда Ельцина, не замечали очевидных, кажется, вещей; тешили себя наивными мыслями: с нами, мол, такого не будет.
Все, кто находился рядом с ним, обречены были просто по определению. Даже те, кто считал себя ближайшими его соратниками, кичился дружбой – в мгновение ока растворялись в небытие: Бурбулис, Полторанин, Скоков.
Равных себе Ельцин не терпел. Тех, кто слабее, – презирал.
Первыми из Кремля начали вылетать прекраснодушные демократы – вчерашние повелители уличных трибун, романтики и мечтатели.
(Из состава первого ельцинского правительства больше двух лет не проработало и половины министров.)
И проблема была вовсе не в профнепригодности этих чиновников: просто Ельцину неприятно было осознавать, что рядом с ним работают люди, помнящие его падения; видевшие его в опале и забвении; они были живым напоминаем его прошлого, о котором президент хотел позабыть, как можно скорее. Кроме того, среди них попадались и особо опасные