«Нечего ей здесь делать. Тоже мне политик великий», – бурчал Ельцин всякий раз, завидев дочку в толпе избирателей.
Он был свято убежден, что место женщин – не в политике, а дома, у плиты и стиральной машины. В его общественной жизни жена и дочки требовались исключительно для того, чтобы оттенять его суровый лик своей трогательной милотой, являя перед телекамерами крепкую, образцовую ячейку общества. О том, что в действительности происходит за стенами их квартиры на 2-й Тверской-Ямской, посторонним знать было не положено…
И Татьяна с Еленой, и Наина Иосифовна образ этот старательно поддерживали.
От того, что Ельцины стали столичными жителями, они нисколько не прекратили быть провинциалами. Больше, чем Горбачева и КГБ, вместе взятых, Наина Иосифовна боялась людских пересудов и кривотолков.
В этой семье покой и благость всегда были выставлены напоказ: как чешский хрусталь и сервиз «Мадонна».
Даже от ближайших знакомых строжайше скрывались неудачные браки дочерей; сам факт того, что первенцы остались им от первых мужей, казался Наине Иосифовне намного более постыдным, чем неприкрытая грубость супруга, порой демонстративно кричащего на нее и топающего ногами.
Наталья Константинова, бывший пресс-секретарь Наины Ельциной, вспоминала:
«Иногда мне казалось, что он не замечает эту маленькую, приветливую, разумную женщину, которая ходит за ним столько лет и в прямом, и в переносном смысле этого слова, которая в перерывах между этапами его стремительной политической карьеры рожает ему детей, воспитывает внуков, плачет, болеет, страдает, скучает, но никогда не теряет самообладания…
Я нашла определение их отношениям. Наина Ельцина НЕСЕТ своего мужа, как хрустальную вазу. Он же лишь позволяет ей делать это».
МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ
Деспотия встречается не только как форма государственного устройства, но и как форма семейных отношений. В этом случае глава семьи (правитель), подчиняясь своим капризам и слабостям, преследует свои личные выгоды и, как ему кажется, интересы семьи, властвуя исключительно по произволу.
Итак, запомним: есть тихая, незлобивая «маленькая женщина», плачущая по ночам в подушку и довольствующая незавидной долей бессловесной спутницы великого мужа. Есть любимая, своенравная дочь, признающая в мире исключительно один авторитет. И есть, наконец, этот самый авторитет; крутой на расправу, лихой громовержец; семейный тиран и деспот.
Позвольте, но если все это так, как же могло случиться, что семья в итоге принялась управлять означенным деспотом?
Шестьдесят пять лет – возраст слишком поздний, чтоб начинать меняться; домострой есть домострой.