Но долго так нельзя, ведь даже не кровь впитается в песок, тепло сквозь пятки уйдет в кафельную плитку на полу, и останется только переступить с ноги на ногу и вернуться в постель.
Когда мой прекрасный принц поменял меня на какую-то девушку в толстых некрасивых очках, я целые дни, вся в слезах, кружила по городу не останавливаясь. Остановиться значило немедленно заплакать. И только когда я быстро шла, почти бежала, на пределе дыхания, тогда только и не плакала. Я носилась «с ветерком», и прохожие не успевали разглядеть моего перекошенного лица, лишь сквозняком их обдувало. Но стыда не было. Было много печали, которая медленно уходила со слезами (ночью), с усталостью и молчанием (днем). Со словами все просто – говорить не о нем я не могла, а говорить о нем и не плакать я не могла тоже («too», англичане так мило строят фразы).
И вот ночью я рыдала, а днем молча бегала по городу. И однажды забежала в «Детский мир», поднялась на четвертый этаж и оказалась в отделе, которого не видела никогда раньше (и никогда позже). Там продавали «все для кукольников», в частности множество разнокалиберных глаз. Они лежали – дорогие, стеклянные, «как живые», естественных цветов, с натуральными прожилочками и точечками. По одному рядом с ценником за штуку, а не за пару. Меня охватило жуткое желание купить и послать ему черную метку. Чтобы он открыл коробочку, а там глаз. Вы понимаете? Я, такая деликатная, милая, умная, страстно пожелала проехаться по физическому недостатку незнакомой девушки, совершить акт детской бессмысленной жестокости и бестактности. С точки зрения логики это ничего не меняло, ну разве что он решил бы, что я спятила от горя. Но я отчетливо поняла, что нашла недвусмысленный магический жест проклятия, после которого у них все рухнуло бы. Более того, это был грех, причем того сорта, что губят бессмертную душу.
Я почувствовала, что нахожусь в узле пульсирующей силы и могу ее использовать – знаю, как и с каким результатом. Возможно, это была иллюзия, но даже тогда, на пике скорби, я не стала пробовать. Мне не настолько нужен мужчина. То есть он был нужен мне безмерно, но не такой ценой. И не насильно, а чтобы сам, иначе неинтересно. О своей душе я в тот момент не думала, но и ее тоже, в общем, жалко.
Тогда же я поняла кое-что о сущности колдовства. Его можно творить простыми средствами, не обязательно резать христианских младенцев и осквернять крест. Весь адский антураж – убийство, кощунство, совокупление с козлом – вообще не является необходимым условием страшного колдовства. Нет, нужно вызвать у себя ощущение греха, честно признать: «Я сейчас делаю чудовищное, предаю все доброе, что есть во мне». Это породит всплеск дикой энергии, которая нанесет вред, если направить ее по адресу. Метод может быть самый детский – иной раз мамину чашку разбить достаточно или «правильное» письмо написать. Главное – намеренно совершить зло. Но кому-то, конечно, надо скальпы снимать и кошек мучить, чтобы утвердиться самому и оповестить кого надо: «Внимание, я встаю на путь греха. Ап!»