Все звуки тотчас же стихли; прихожане обратили свои взоры на человека, стоящего на кафедре. В наступившей тишине раздался голос пастора.
– …За всех согрешивших и представших перед славой Господа нашего, – заговорил он мелодичным голосом, странно не соответствовавшим облику, – помолимся. – Далее пастор продолжал тем же красивым баритоном, превращающим каждое произнесенное им слово в музыку.
Лотти, невольно заслушавшись, склонила голову. Затем, сделав над собой усилие, взглянула на пастора сквозь ресницы. Понимая, что ведет себя непочтительно, она не в силах была обуздать свое любопытство и не рассмотреть человека, едва не ставшего ее мужем. Он был очень худ, черты его лица были четкими и резкими, полные же губы свидетельствовали о великодушии. Рассмотрев пастора, Лотти незаметно повернула голову и взглянула на огромные ноги Джона Тиллмэна, сидевшего рядом, всего лишь в каком-то ярде от нее.
Затем взгляд ее переместился вверх и задержался на больших руках Джона, лежавших на коленях. Еще немного повернув голову, она чуть приподняла ресницы, чтобы увидеть его грудь. Наконец, собравшись с духом, она глянула выше… и с удивлением обнаружила, что его веселые голубые глаза глядят прямо на нее.
Она быстро опустила ресницы и отвернулась, снова уставившись на свои крепко сжатые руки. Прерывисто вздохнув, Лотти попыталась понять причину своего замешательства. «Он смотрел на меня как идиот», – подумала она со смущением, и щеки ее залились румянцем. «Тебе не следовало разглядывать их во время молитвы», – мысленно укоряла она себя.
Джон попытался стереть с лица улыбку. «Значит, сравнивали нас, мисс О'Малли», – подумал он. Чувствуя, что усмешка не исчезает с его лица, он прикрыл рот ладонью, затем прочистил горло, пытаясь справиться с собой. «Ах, негодница, – мысленно улыбнулся фермер. – Непочтительная, если не сказать больше». И Джон еще сильнее развеселился.
Когда прозвучало гулкое «Аминь», означавшее конец молитвы, собрание зашуршало, зашаркало ногами, заерзало на жестких сиденьях. Понимая, что утро только началось и что служба закончится лишь около полудня, прихожане готовились сидеть долго.
И вновь под сводами церкви зазвучали гимны, выводимые прекрасным голосом проповедника. Услышав знакомые слова песнопений, Лотти, увлеченная гармонией музыки, присоединилась к поющим, не замечая, что чуткие уши соседей прислушиваются к ее красивому сопрано – прихожане по достоинству оценили ее дар.
Джон пел хрипло и монотонно, его слух был настроен на голос Лотти. Сам он петь не умел, но достаточно разбирался в музыке, чтобы распознать женщину с талантом, когда ему доводилось такую встретить. Только вчера он услышал несколько последних строф из ее утренней песенки, когда она, стоя посреди комнаты, будила Сисси веселой тирольской серенадой, которая закончилась хихиканьем и ласковыми объятиями. Джон взбежал на крыльцо и вошел в комнату.