Женщина распахнула окна, чтобы проветрить помещение, и села в кресло, размышляя о своем приключении.
Что же это за роскошный дом, в котором она случайно побывала? Он не похож на обычное пристанище туриста. И что за человек хозяин дома, зачем-то нанявший охранника? Уж не скрывается ли он от кого-то? Вряд ли. Но что она знает о жизни богачей? Или таких красавцев, как он? С его внешностью он мог бы стать кинозвездой. Его лицо словно сошло с обложки модного журнала: оно казалось удивительно знакомым.
Ианта взглянула на шрам на ноге, в тысячный раз убеждаясь в его отвратительности. Пурпурно-красный и неровный, с розоватыми следами швов, он протянулся от лодыжки до бедра. Когда-то Ианта едва не умерла от болевого шока и потери крови. Тогда она даже желала смерти – как избавления от мук. А в период длительного выздоровления в довершение всех бед пришлось еще испытать на себе жалость окружающих, которые безмерно ей сочувствовали, убеждая смириться с искалеченной ногой. Сейчас она вспоминала это время и удивлялась: «Неужели и я сама начинаю жалеть себя? Раньше я за собой такого не замечала».
Ианта направилась в ванную, погрузив пальцы в густые локоны волос и откидывая их на спину. Родители ее подруги Трисии Уфам, которым принадлежал коттедж, поселили Ианту здесь на неограниченный срок. Отдавая ей ключи, Трисия говорила: «Когда твои волосы отрастут до плеч, не отрезай их, пусть будут еще длиннее – они у тебя такие красивые!» Тогда Ианта ответила: «Мне приходится их подрезать, потому что они мешают—я провожу много времени под водой с аквалангом».
Теперь она сомневалась, что вообще когда-либо наденет акваланг. Было бы просто счастьем, если бы она снова смогла заниматься плаванием. Стиснув зубы, Ианта заставила себя умыться. «Жалость к себе – последнее прибежище для нытиков, – сказала она своему отражению в зеркале, – скоро я смогу плавать, нужно еще немного потерпеть».
В дверь постучали. Сидевший за рабочим столом мужчина оторвался от чтения газет:
– Да, войдите.
На пороге появился Марк.
– Перед тем как вы начнете меня отчитывать, – смущенно начал он, – я сам хочу признать, что поступил по-идиотски.
Складка на лбу Алекса Консидайна чуть разгладилась.
– Впредь пусть твое рвение не затмевает разум. И, если заподозришь что-то неладное, сначала сообщи мне, – Алекс улыбнулся. – Тебя, наверное, усиленно инструктировала моя мать?
Марк облегченно вздохнул и тоже улыбнулся:
– Еще как инструктировала! Сказала, что вам грозит опасность и я должен беречь вас как зеницу ока.
– Тогда тем более не следует приводить в дом чужого человека, пусть даже женщину. – Алекс знал, как порой навязчива бывает мать в своей заботе о нем, а Марк всего лишь слуга, а не телохранитель. – Моя мать всю жизнь оберегала меня. А здесь мне некого опасаться, тем более эту молодую женщину с изуродованной ногой. Не обращай внимания на капризы моей матери.