Полина вернулась, легла ко мне.
– Я это… я сейчас уйду… – сказал я хмуро.
– Лежите… – Она вдруг провела рукой по моей груди, положила голову мне на плечо и сказала, глядя в потолок: – Вы не виноваты. Это я… Я ненавижу мужчин… Понимаете?.. С тех пор, с роддома… С Тамарой я еще забывалась, чувствовала что-то, а с мужиками – нет. Я даже мужского запаха не выношу…
– Но как же?..
– Работа? – Она усмехнулась. – Работа – это игра. Если вы мне заплатите, я вам тоже сыграю так – Шарон Стоун вам так не сыграет…
Я осторожно обнял ее. Грешно говорить, но теперь я обнял ее уже не как кобель и мужик, а – извините – почти как отец. И она, наверное, поняла это, почувствовала – я ощутил, как ее тело расслабилось и прильнуло ко мне с доверчивостью ребенка. В конце концов, всем им нужен отец – даже проституткам.
– Идите, – сказала она. – Я буду спать.
Я подумал, что если бы я смог именно сейчас, снова, то, может быть… И что-то шелохнулось во мне, и ноги напряглись, и пальцы мои, лежавшие на ее груди, чуть шевельнулись.
– Нет, идите, – повторила она. – Ничего не нужно.
Я вздохнул и ушел, как виноватый пес, поджавший остатки своего бессильного хвоста.
Утром мы не вспоминали об этом, словно ничего и не было. Полина приготовила завтрак: омлет с сосисками, тостики с жареным сыром и апельсиновый сок для меня, а себе – кофе по-турецки.
Мы говорили о посторонних вещах, о новостях, которые передали по телику: в Израиле начинается война, Шарон ввел войска на палестинские территории…
При всем знании Полиной кулинарных сторон еврейского характера, она была полным профаном в политике и возмутилась «этими фашистами-израильтянами». Пришлось прочесть ей короткую лекцию о том, что никакой нации по имени палестинцы в природе не существует и никогда не было, а были – четыре тысячи лет назад – филистимляне, которые все вымерли еще при царе Соломоне, но от имени которых греки и римляне произвели слово «Филистия», то есть Palestine – да и то лишь для того, чтобы подменить им слово «Израиль», как мы переименовали Кенигсберг в Калининград, хотя никакого Калинина, всесоюзного старосты, в этом Кенигсберге сроду не бывало. Поэтому говорить о палестинцах как о нации все равно что выдумать национальность «калининградцы». В первой половине двадцатого века Палестина была британской колонией, где жили арабы и евреи и куда в 1945 году европейские страны спровадили сто тысяч евреев, освобожденных из Дахау, Треблинки и других немецких лагерей смерти. В 1947 году именно эти евреи в партизанской войне освободили Палестину от англичан, и ООН разделила эту территорию на две части – малую отдала евреям под Израиль, а большую – арабам. Но арабы, которые веками смирно сидели сначала под турецким, а потом под английским владычеством и палец о палец не ударили для своего освобождения, решили, что теперь быстро вырежут евреев и завладеют всей территорией. Поэтому буквально назавтра после провозглашения государства Израиль все арабские страны объявили ему войну, которую, как ни странно, тут же позорно проиграли. После этого они еще не раз сообща наваливались на это крошечное, величиной с 96 е перышко, государство и каждый раз с треском проигрывали все битвы, несмотря на свои несметные нефтедоллары, бесконечное количество оружия, которое мы им поставляли, и тысячи наших инструкторов, которые их тренировали и руководили их штабами. Более бездарных и трусливых солдат не было в мире. Если бы американцы не останавливали Даяна и Шарона, они, громя бегущих арабов, взяли бы тогда и Каир, и Дамаск, и Амман.