– Есть там одна девушка,- сказал я.- Сьюзен Браун. Я приглашал ее раза два в театр. Она довольно привлекательна.
– А кто она такая?
– У ее отца фабрика под Леддерсфордом. Он муниципальный советник в Уорли.
Тетя Эмили с каким-то странным сожалением поглядела на меня.
– Деньги липнут к деньгам, дружок. Смотри, чтобы она не разбила тебе сердце. А она действительно хорошая девушка?
– Она очень мила,- сказал я.- Не просто мила с виду… Она славная, добрая и очень хорошая.
– Но ведь ей не приходится зарабатывать себе на пропитание. Разве только на булавки. Зачем тебе такая жена? Поищи лучше среди тех, кто тебе ровня, мальчик.
Держись своих.
Я налил себе еще чаю. Но на этот раз он мне не понравился. Он был слишком крепкий и какой-то едкий, перестоявшийся и показался мне затхлым, как старый мешок.
– Если захочу, я получу ее.
– Неужто ты в самом деле в нее влюбился? -с грустной улыбкой спросила тетя Эмили.
– Я люблю ее. И хочу жениться на ней,- сказал я, но мне было как-то совестно произносить эти слова.
Направляясь в тот вечер к «Старой пушке», я пошел по улице, где жил в детстве.
Снег, выпавший в сочельник, уже растаял, было холодно и пронизывающе сыро, как в заброшенном погребе. Я остановился у развалин, которые остались от нашего дома.
Мне совсем не хотелось ворошить старые воспоминания, но внезапно, негаданно-непрошенно, события того страшного утра сорок первого года – Черного утра, Проклятого утра – промелькнули передо мной, как на экране кино…
Запах – вот что особенно поразило меня тогда, Теперь от него не осталось и следа,- разве только леткий запашок плесени,- но в то Черное утро этот запах разрушения был резок и удушлив. Это был запах сырой штукатурки и костяной муки – запах блитца. В Лондоне и его окрестностях он был неотъемлемой частью всей атмосферы войны, но здесь, в Дафтоне, он был столь же неуместен и страшен, как живой тигр на улице.
Битое стекло, щебень и мусор были давно убраны, обрывки обоев не шуршали на ветру. А в то утро тротуар был огорожен канатом. Зеркало из ванной комнаты, каким-то чудом уцелевшее от взрыва, торчало среди обломков и, сверкая в лучах августовского солнца, насмешливо подмигивало мне, словно оно спаслось ценой жизни моих родителей. Помнится, какое-то мгновение я пытался обмануть себя, сделать вид, будто бомба упала не на наш дом и скоро мы с мамой будем обсуждать случившееся. Дома у нас все с дубовыми дверными наличниками, кружевными занавесками на окнах, с желтыми крылечками и фронтонами из цветного аккрингтонского кирпича (простоит тысячу лет!) и так похожи друг на друга, что в муниципалитете легко могли что-нибудь напутать. Кроме того, фасад здания был аккуратно срезан как ножом, и ничего не стоило допустить, что кто-то из муниципальных чиновников позволил себе просто отвратительную злую шутку – ведь сколько раз мы с Чарлзом приходили к выводу, что у зомби весьма странное предстааление о юморе.