Теперь, вспоминая эти дни, я вижу, что едва не помешался тогда. Сейчас я уже не способен на такие сильные чувства. Я защищен какой-то незримой стеной от любых глубоких переживаний. Я чувствую то, что мне полагается чувствовать, я произвожу все необходимые действия. Но обмануть себя я не могу и знаю, что мне все равно.
Я не берусь утверждать, что я мертв,- нет, просто я уже начинаю понемножку умирать, вернее ощущать приближение конца, ведь в самом лучшем случае мне остается жить лет шестьдесят, не больше. Я не могу сказать, что я несчастен или страшусь смерти, но если вспомнить, что испытывал я в тот вечер, когда поссорился с Элис, то теперь я уже полумертв. С неподдельным сожалением и тоской вспоминаю я глупого юнца, изнемогавшего от мук в углу бара. Я не поменялся бы с ним сейчас местами, если бы даже это было возможно, но он был неоспоримо лучше лощеного субъекта, каким я стал теперь, после того как в течение десяти лет получал почти все, к чему стремился. Я знаю, какой кличкой наградил бы он меня:
Преуспевший Зомби.
Меня не волнует мысль о том, что этот юнец, сидевший, уставясь на афишу, был умнее, или добрее, или чище Преуспевшего Зомби. Но как человеческий организм он был классом выше: он мог чувствовать глубже, мог испытывать более высокое напряжение душевных сил. Классом выше, конечно, если считать, что человек должен обладать известными эмоциями, должен глубоко отзываться на то, что с ним происходит, и жить слитно с жизнью окружающих его людей. Я не утверждаю, что нужно непременно любить людей, но они не должны быть нам безразличны.
А я похож на новенький, только что сошедший с конвейера «кадиллак», заехавший в нищий индустриальный район: сталь, стекло и искусственный кондиционированный воздух защищают меня от людей – от оборванных, продрогших до костей людей,- совершенно так же, как защищают они меня от дождя и мороза. Я не хочу снова стать одним из тех, кого вижу за окнами «кадиллака», я не хотел бы даже оказаться настолько глупым или слабым, чтобы позволить себе замешкаться среди этих изнуренных работой, враждебных лиц и впустить к себе ветер, и дождь, и запах поражения. Но порой мне хотелось бы этого хотеть.
Все, что произошло со мной, полностью совпадает с тем, чего я желал. Я сам создал точный чертеж моего будущего. Судьба, рок, сила обстоятельств, удача или неудача – всем этим обветшалым персонажам нет места в моей жизни, им придется сойти со сцены за ненадобностью. Но где-то, в какой-то момент, на этом конвейере – на этом сборочном конвейере я мог стать другим человеком. То, что произошло с моей душой, так же фантастично, как то, что проиеходит со сталью в автомобиле.