* * *
Возле плотины, раздергивая упавшую в воду хлебную корку, крутилась сибилья мелочь. Рыбешки, коли завялить их, али закоптить ведерко, вкусные — да только по одной таскать замучишься. Коли ловить, то косынкой частой надобно, чтобы уж вытянуть — так всю стаю. Он кинул в воду еще корку, улыбнулся появившейся мысли — ведь и вправду, давненько он рыбы у мельницы не ловил! А малышня зимой сушеных сибиликов куда радостней, нежели даже семечки щелкает. На мед и то так не налегает, когда Света дает. Он повернул голову, убедился что колесо крутится мерно, ничто ему не мешает, зашел в сарай, сыпанул в ворот жерновов с полмешка гречи, затем потрусил вверх по тропинке — и вдруг услышал от дома мужские выкрики.
Он знал, помнил, чем всё это кончится — но спрятался в кустарник, надеясь на лучшее. А когда голоса стихли, побежал ко двору, в душе надеясь, что всё это — сон, всего лишь сон. Что сейчас он проснется, и окажется, что ничего подобного не было, что Светлячок его жива, лежит рядом, улыбаясь и поглаживая мужа по груди.
Калитка, покосившийся навес. Он смахнул в сторону сено, опилки, зацепил кончиками пальцев край доски — и вновь увидел неподвижное тело с темным лицом, прижимающее к себе еще одно, совсем крохотное. Отчаянье резануло по сердцу, ощущение полной безнадежности, бесполезности, непоправимости…
— А-а-а-а!!! — Олег вскочил, ударился головой о бревна потолка, зашипел от боли.
— Кто это? Что? — встрепенулась внизу женщина.
— Ничего! — зло огрызнулся Середин, спрыгнул на пол, прямо босой протопал к двери, толкнул ее, шагнул в сени, потом на улицу, остановился на крыльце, полной грудью вдыхая холодный воздух.
Тоска немного отпустила. Он вышел со двора, спустился к болоту, остановился на самом краю, потихоньку приходя в себя.
Да уж, крепко досталось мельнику. Даже слегка касаясь того, что тот испытал, Олег не мог чувствовать по отношению к Творимиру не то что злости или ненависти, а даже обиды или укоризны за свершенное с ним самим, с его душой и телом. А что бы он сделал, окажись на месте мельника? Выстоял бы? Сделал заговор на забытье? Или — да не услышат боги такой ереси — простил?
— Да минует меня чаша сия, да не достанется мне подобного выбора, — забормотал ведун. — Никогда не обращался к тебе с просьбами, о Сварог, прародитель племени русского, но ныне прошу. Слишком тяжела ноша сия для сердца человеческого.
Плеснула вода за осокой, обжег руку теплом крест. Небрежным привычным движением Олег начертал в воздухе вытянутый полуовал, знак воды, пробил его пальцем, давая понять здешним обитателем, что он свой — их, водяной крови. И тут же с удивлением замер: прежде он не знал такого знака! Ворон ничему подобному не учил!