— Постой, Олег… — Людмила вышла из-за стола, открыла в углу щедро окованный железом сундук, вынула стопку чего-то тряпичного, потом достала снизу еще одну вещь, развернула. Это оказался сарафан, понизу расшитый разноцветными цветами и травами, с пояса на грудь шли два тюльпана, горловину украшало мелкое красное шитье с бусинками. — Вот… Вот, берегла, берегла, да не надеть его ныне. Раздалась. Думала, малой отдать, как подрастет, да токмо сердце оно жгет, как вижу. Отдай его за свой долг. Пусть не будет его более в моем доме.
— Спасибо, Люда, — кивнул ведун. — Чем…
— Нет! — вскинула руки женщина. — Не хочу! Пусть не будет его, и всё. На серебро менять не стану.
— Тогда еще раз спасибо.
По двору бабы Вени было видно, что рук мужских в доме нет. И слой дранки местами просел, и изгородь покосилась, и сарай держался на честном слове, и дверь в него не открывалась, а приложена к косяку была. По двору бегали куры, больше никакой живности не наблюдалось. Хотя… Может, пастись со стадом общинным ушла? Правда, на крыльце пара ступенек были отремонтированы. Наверное, община за старухой одинокой всё-таки приглядывала. Олег поднялся, постучал в дверь:
— Хозяйка! — В доме никто не откликнулся. Середин постучал еще раз и осторожно приоткрыл дверь:
— Есть тут кто?
— Ай? Кто тут? — Бабка, ловко заплетающая лук в длинную косу, подняла глаза и подслеповато прищурилась.
— Я это, баба Веня… — подошел ближе Олег.
— А-а, — кивнула та. — Ну, садись. Счас пива тебе достану. Репа у меня покисла на прошлой седьмице, я и сварила.
— Нет, спасибо, бабушка. Слыхал я, черевики у тебя дочкины остались. Хвалила она их очень. Продай, сделай милость Заплачу серебром.
— А-а, помню, помню такие, — поджала губы бабулька. — Да, уехала к муженьку моя кровинушка, ей они ныне ни к чему. Ладно, отдам. Всё едино, к Маре добра не унесешь, а в этом царстве они мне не надобны.
Хозяйка отошла за печь и почти сразу вернулась с низкими кожаными «лодочками», сшитыми спереди от носка к лодыжке, стянутыми в складочку на пятке и украшенными алыми трилистниками по обе стороны от шва.
— Красивые, — кивнул ведун. — Сколько спросишь с меня, бабушка?
— Ну, ты за клюку с меня ничего не взял, и мне с тебя платы требовать грешно. Бери.
— Какую клюку? — не понял Олег.
— Ай, мальчик, — махнула рукой бабка, — я слепая, а не беспамятная! Ты ведь кузнец новый?
— Я…
— А как шип мне на клюку насадил, забыл? Ступай, да пребудет с тобою милость богов. И где токмо Лада для Людмилы нашей кузнецов находит, прям и ума не приложу…
С сарафаном и туфлями ведун вышел за ворота, повернул к ручью. Навстречу попались три девицы с шайками, полными белья, захихикали: