Наконец Олегу удалось разглядеть многоцветный отблеск пластика на наборной рукояти. Он мягким шагом преодолел расстояние от деревьев до походных тюков, присел за ними. Тревожно заржали кони, чуя запах нежити, запрыгали, с трудом переставляя спутанные ноги.
— А ну, ша! — Толстяк наклонился к костру, сунул в угли толстую ветку, подождал, пока она загорится, вынул и, освещая себе дорогу, двинулся к лошадям.
Олег распластался по земле, но Ратимир, похоже, куда больше опасался волков, нежели двуногих хищников. Ратник прошелся по краю поляны, помахивая перед собой огнем, громко пригрозил:
— Ну, пшли отсюда, пока шкуру не подпалил! — Ветка погасла, затлела тонким дымком. Толстяк побрел обратно к огню, а ведун быстро перемахнул крайние сумки и взялся за рукоять сабли, которую кто-то из воинов накрепко привязал к своему тюку. Медленно потянул. Кони снова заржали — Середин тут же рванул саблю, освобождая из ножен, и рухнул в вещи, стараясь вжаться как можно глубже в тень.
— Кто там бродит? — Здоровяк выхватил из костра толстое, наполовину сгоревшее полено и метнул его во мрак за скакунов. — Я вас!
Кони, фыркая, встревоженно мотали мордами. Ратимир недовольно вздохнул, поправил шапку, запалил новую ветку и направился к ним.
— Сейчас, сейчас найдем, кто балует. Росомаха, что ли, бродит?
Когда он миновал сваленное барахло, Олег поднялся и перепрыгнул на поляну. Ратник шума не услышал, и ведун звонко щелкнул языком. Воин обернулся, глаза его округлились:
— Ты?!
Больше он ничего произнести не успел: острый клинок, с любовью выкованный из волговской рессоры, промелькнул слева снизу вверх, легко перерубив горящую веточку, и рассек ему голову, пройдя наискось через все лицо. Середин метнулся к костру, подобрал щит, на котором недавно сидел толстяк, развернулся к спящим ратникам. Один, разбуженный шумом, уже приподнимался на локте:
— Ратимир, чего там кони беспокоятся… — Тут он увидел Середина, глаза его округлились не меньше, чем у толстяка, и он взвыл на одной ноте: — А-а-а-а-а!!!
Олег подскочил, приопустился на колено и сильным ударом саданул вояку краем щита в грудь, ломая ребра. Крик оборвался, но двое других ратников уже вскочили на ноги и схватили щиты, кровавым отливом блеснули в свете углей мечи. Ведун тоже выставил вперед левую ногу, прижимая левым плечом левый край щита, а правый — эфесом сабли.
— Сгинь! — пробормотал длинный Святогор. — Сгинь, нежить!
Его бородатый товарищ только сглотнул, глядя на мокрого противника расширенными глазами.
Однако, едва Олег попытался подступить ближе, они вполне уверенно двинулись навстречу, расходясь в стороны, чтобы напасть с разных сторон. Воины есть воины — хоть человек, хоть нежить, хоть сам Господь Бог, а пока оружие в руках, всё едино не сдадутся.