– Останься. Если придется подметки резать, поможешь. А если начнет бунтовать, подколешь. Покуда сядь, погрейся.
– Подметки? – оторопело переспросил я.
– Они самые. Иногда там интересные бумажки прячут…
Хорошо экипирован был красный конник. Каракулевая шапка с красной ленточкой, новенькая кожаная тужурка и теплая фуфайка под ней, сапоги сшиты явно на заказ. Все это сидело на пленном щегольски, выдавая кавалериста по призванию, а не только по мобилизационному назначению.
В избе, кроме нас троих, сидел еще Карголомский, да пожилая казачка, возившаяся в кухонном закутке. Князь навис над столом, когда взводный принялся раскладывать документы, добытые из карманов кожанки.
– Интересно… Польской Иван Кириллович… Командир взвода у товарища Буденного… О! Еще и член партии у товарища Ленина…
– Что?! – Вайскопф на мгновение окаменел. Видно было лишь, как играют желваки на скулах. А потом без замаха – тресь! – и товарищ Польской, сшибив табуретку, летит на пол.
Лицо Вайскопфа исказилось от бешенства. Карголомский негромко произнест:
– Мартин…
Взводный, сдерживаясь, протянул руку красному командиру и помог подняться.
Вдруг глаза князя наполнились безграничным удивлением.
– Господи помилуй… Мартин, как видно, не напрасно ты пытался превратить его лицо в эскалоп.
– А что, появилась какая-то особенная причина?
– О да! Еще секунду назад ее не было, и я пытался тебя остановить от проявления кшатрических эмоций. Взгляни.
Он указал куда-то не пол.
Вайскопф нагнулся и поднял с пола маленькую вещицу. Наверное, она вылетела из потайного кармана кожанки, когда товарищ Польский таранил пятой точкой табуретку.
– Да-да, господа. Это орден Святого Владимира, офицерская награда. Получена в 1915 году мною, подъесаулом Польским из потомственных дворян Области Войска Донского. Не удивляйтесь.
– Ах ты мразь! С хамами…
Тресь!
Пленник, вытирая кровь с губ, усмехается:
– Так-то ты с пленными обращаешься, кадет…
Вайскопф одним диким скачком оказывается у тела, распростертого на полу. Убьет ведь. Убьет.
– Охолони, Мартин!
– А?
В дверях стоит Алферьев.
– Допрос еще не закончен. Это раз. И не марайся. Это два.
Взводный, тяжело дыша, делает несколько шагов назад и садится на лавку.
– Вы понимаете свое положение?
Пленник, не торопясь, встает, отряхивается и отвечает ротному:
– Отлично понимаю. Вы расстреляете меня. Что ж, так тому и быть. Только прошу вас, увольте от издевательств.
Вайскопф бормочет вполголоса немецкие ругательства, чего с ним никогда не бывало: за полгода, пока мы вместе воюем, ни слова по-немецки.
– Это вы изуродовали князька у инородцев?