– Благословите, батюшка…
Тот благословил его. И тогда наш командир, веселый злой человек, вытертый наждаком войны до сущей простоты, упал перед ним на колени и попросил:
– Вы нас простите… пожалуйста, простите нас… мы… уходим… А вы… остаетесь.
Взвод встал, как вкопанный.
Священник снял с него фуражку и нежным отцовским движением пригладил волосы.
– Ну что же вы… Всем нам придется нынче потерпеть. Так Господь судил, тут ничего не переменишь.
И попадья добавила:
– Не надо вам стоять на коленях. По такой сыри еще захвораете…
А меня словно полоснули ножом: «тут ничего не переменишь…» Против кого мы затеяли «перелистнуть столетие»?
Алферьев поднялся, отряхнул колени и точным армейским движением устроил фуражку на прежнее место. Увидев наши лица, он неласково прищурился и скомандовал:
– А ну, вперед!
Издалека долетел до нас прощальный возглас попадьи:
– Вы не горюйте по нам, мы как-нибудь переживем.
Корниловцы уходили медленно, корниловцы едва-едва тащились, но арьергардные роты все равно умудрились отстать. Подсознательно мы еще надеялись, что командование изменит решение, подбросит людей и патронов, зацепится за южную часть города, а там пойдет дело… Колонна встала. Мы посмотрели друг на друга с последним упованием в глазах. Но, как выяснилось, остатком полка всего-навсего требовалось дождаться последних наших бойцов. Алферьев обернулся и приложил к глазам трофейный бинокль. Поморщился, сплюнул и неожиданно протянул его мне.
Там, вдалеке, виднелась триумфальная арка, громадная, как тень Российской империи. Под нею, справа от нее и слева, двигались маленькие фигурки. Над красноармейским потоком мерно покачивалось знамя. Будто муравьи, люди с винтовками затопили улицу, затопили все переулки… Сколько же их! Как мы их сдерживали?
Алферьев покачал головой:
– Ну нет. Ничего еще не кончилось. Еще даже не начиналось, милостивые государи!
Вскоре отставшие подошли, мы двинулись и спустя четверть часа оставили за спиной городскую окраину.
Несколько дней назад Корниловская дивизия была для красных самым страшным чудищем на свете. Как же там, в Москве, на самом верху Наркоматии, боялись, что этот зверь дотянется до сегодняшних владык своими когтями и примется безжалостно рвать! Бог не попустил нам пробиться к священным стенам русской столицы. И теперь Корниловский зверь, огрызаясь, уходил от погони, а те, кто так страшился его рыка, превращались в загонщиков.
Мосты через Оку и Орлик были взорваны, но это вряд ли надолго задержит «товарищей».
* * *
Псу под хвост пошла «точка неустойчивого равновесия»…