– Зачем вы таскаете с собой этого мальчика? – спрашивает Сергей Пивов. – Он получит пулю в лоб, и его гибель будет на вашей совести.
– Чушь. Он лишился родителей, друзей и дома, куда ему идти? Не подумайте, это не дитя со слабыми нервами. Просто… тысячу веков назад, до семнадцатого года, была старая жизнь. В той старой жизни мама наливала ему чай и строго следила за тем, чтобы он не лез в конфетницу руками, а использовал шипцы. Нынче он увидел…
– Не продолжайте.
Дождь мелкой дробью прошивал листву, наполняя запущенный парк у барского дома шорохом уходящего времени. Аллея из трех десятков старинных лип нашептывала голым клумбам вирши о вечном повторениии сезонов. Голые липы щекотали ветвями ватное подбрюшье неба. Березы, потряхивая нарядом из шелковых червонцев, чуть слышно лепетали на ветру. Мы спустились с крыльца и отправились бродить по парковым дорожкам. Невесомое золото опавшей листвы шуршало под ногами.
Какая сила способна выкорчевать этот покой?
А он будет выкорчеван, ему осталось жить от силы неделю…
– Полагаю, вам не терпится раскрыть тайну, откуда у нас шоколад и прочая благодать?
Ничего подобного узнавать мне не хотелось. Я испытывал наслаждение от простой ходьбы по тихому парку, от высоких лип, от сумерек. Какая разница, о чем говорить, когда кругом так славно?
И я кивнул Пивову.
– Два года назад… нет… не два… – он рассеянно потер лоб, – еще раньше… словом, трудные времена только начинались… отец велел нам все деньги, все, до последней четвертькопеечной монетки потратить на продукты. Мы выбрали те припасы, которые не подвержены скорой порче. Отец тогда витийствовал как заправский трибун: «Все пройдет! Наберитесь терпения! Мы отсидимся в нашем замке»… Теперь стало ясно: надежды наши тщетны.
– Почему только не взялись за вас крестьяне? Мы видели полно разграбленных и сожженых усадеб. Вашу семью связывают с деревенскими жителями какие-то особенные дружественные узы?
Он сухо рассмелся. А потом зло ответил:
– Да полно! Никого никакая дружба и нравственность от грабежей не спасут. Даже тех, кто играл с сиволапыми в графов Толстых. Таким-то, к слову, мужики разбивали головы в первую очередь.
– Может быть, за вас заступился священник?
На сей раз мой собеседник смеялся дольше.
– Не явились ли вы на грешную землю с небесных пажитей? Прошлой весной три комбедовца подпалили попу рясу, а потом бросили в пруд с воплями: «Крещается раб божий заново!» Видите? «Заступился!» Ха-ха! Отец Василий сам-то чудом жив.
– Тогда каким образом…
– Давно бы спалили. Давно бы вилами пощекотали. Еще год назад, если не раньше, – если бы мы благодушничали, как отец. Мужички как раз собрали сход, три деревни, всего двадцать пять дворов, а шуму! Их очень беспокоил избыток имущества и разного рода припасов в нашем хозяйстве…