– Затравили… Суки… Ведь все угробите.
– Глупости. Ты сам все чуть не угробил, а ошибки своей понять не хочешь. Хорошо, если не хочешь, значит, просто упрямый баран. А если не можешь понять, значит наша была большая ошибка, общая, – что когда-то поставили тебя старейшиной, а ты оказался дурак-дураком.
Маслов, размазывая кровь, зло посмотрел на него. Все рухнуло. Шансов нет. Решив так, он неожиданно успокоился. Даже не стал вставать. Лег навзничь, затылком чувствуя тепло подогретого пола. Все. Кончено. Он больше никто. И на нем больше ничего не висит. Дела он сдаст без дерьма и свинства, ничего не портя, нигде не гадя. Маслов любил свою планету. Они так не научились любить ее. С-сучья масть.
– Ты бы хоть спросил меня, старейшина, что мы ошибкой твоей считаем. Ты был кое-кем. Имеешь право задавать вопросы.
– Лишние слова, Хуан. Вы свалили меня. Добились, чего хотели. Избавь меня от лишней болтовни. Какая ошибка, о чем ты? Игра интересов. Хотя, конечно, вижу я ошибку. Некем вам планету взять, нет у вас таких людей. Меня вышвыриваете, а… впрочем, незаменимых нет. Дряхлею. Дерьмом плеваться начал.
– Все? Я ждал от тебя большего, Андрей.
Ох, как больно сделалось распростертому на полу Маслову! Все, вроде бы, давно отболело в нем, душа закаменела. Нет, гляди-ка дергается еще какая-то гадкая слабинка внутри…
Древний Хуан был его учителем. Как управлять Маслов знал сам. Самоуком освоил. А вот как править научил его именно Древний Хуан. Давным давно. Еще в юной части старости. А теперь пришел и отчитывает, гадина, сука, мол, я твой учитель, и ты не оправдал моих надежд… Сохранил, значит, старую свою привычку: называл его четверть века назад по имени, только когда хотел показать, какое же он, Маслов, дерьмо, ни на что не годное дерьмо…
– Пош-шел ты!
Хуан молчал, нависая над ним горой.
– Ладно. Кто будет старейшиной после меня?
– Пока – я. Но недолго. Я дряхлый, я просто старая рыба, которая хвостом еще плещет, но мальков уже не плодит… Мне – поздно. Все, я свое тут давно отбыл. Посижу с полгодика, а потом освобожу место для рыбки помоложе.
– Кто?
– Не знаю. А… Вот ты о чем… Из твоего же, Русского сектора. Он преобладает, это очевидно… Твои согласны были на латино, да хоть на поляка или белоруса… в качестве компромиссной фигуры… Но сейчас все стали ужасно вежливыми, сам удивляюсь. Просто сказали им, русским то есть: хорошо будете верховодить вы; мы этого не боимся. Слышишь ты? Не боятся. Еще при Ветрогонове боялись, даже при Васильеве боялись немножко, я-то знаю… А теперь – не боятся. Твоя заслуга. Отчасти.