— Как там обстановка?
— Сами смотрите… — сутулая, на высушенный стручок перца похожая женщина к беседе была, к счастью, не расположена.
Мы поспешили «смотреть»…
* * *
— Капитан у нас крещение принял… — радостно, даже с каким-то непонятным мне возбуждением, встретил меня отец Валентин.
Сам капитан не спешил докладывать обстановку младшему по званию, а лейтенант опять не знал, как ему вести себя между двумя старшими, нежели он, офицерами. То ли командиру операции докладывать, то есть мне, то ли оставить возможность доклада своему командиру — капитану Павловскому. Я понимал положение лейтенанта и на уставные мелочи и несоответствия внимание мог и не обратить. Но священник ни на звания, ни на командование не претендовал, и потому чувствовал себя вольно. Как-то даже непривычно вольно для священника и чуть-чуть суетливо, словно он тому же капитану много задолжал.
— Он же был категоричный, как этот камень, атеист… — усмехнулся я и сел на камень, о котором говорил.
– «Первый мир был потоплен водой, а второй для огня бережется…»[16] — какой-то цитатой ответил священник. — Капитан у нас прошел крещение огнем. Боевое крещение то есть… И трофей весьма памятный и, наверное, ценный добыл… Вон там, ногами перебирает…
Я только сейчас заметил в самом темном месте позиции какое-то движение.
— Кто там? — спросил я.
— Тот человек, которого ты подстрелил в вертолете, — сказал наконец-то свое слово и капитан. — Человек со шрамом… Так его теперь будут звать… Но у нас в руках он, к счастью, с документами оказался, и мы можем звать его по имени. Некто Ширвани Бексолтанов, специалист по ограблению православных храмов. Прилетел за иконами, которые наш Святой вез…
— Отец Валентин, — поправил я.
— Святой Валентин, — настаивал Павловский. — Авторитетный кидала, имеющий за плечами три срока. Правда, небольших, тем не менее… Уголовное погоняло — Святой.
Я поднял в изумлении брови и посмотрел на отца Валентина, требуя взглядом разъяснения ситуации.
— Господь не допустил моего маскарада, — развел руками Святой, признавая обвинения в свой адрес. — Признаю и каюсь и надеюсь быть вам полезным и дальше, как был полезным до этого.
Он явно просил этими словами признать, что вел себя достойно и не был нам обузой.
— Как выяснилось? — спросил я Павловского.
— Вон тот сообщил… — кивнул капитан на связанного пленника.
— Он предложил мне потихоньку освободить его и дать уйти в обмен на молчание, — добавил Святой. — Мне показалось это слишком большим грехом на мою и без того грешную голову. Тогда он попросту сдал меня капитану, а капитан забрал у меня автомат…