— Еще пару принимайте…
Парами, как понял я, спускали тех, кто относительно боеспособен и может в каких-то условиях сам, без посторонней поддержки, передвигаться по земле, то есть ноги целы. По крайней мере, может перемещаться в опасное место, чтобы стрелять.
А что еще в бою надо. Не на священника же надеяться…
И не на авторитетного кидалу тем более…
Но сверху спускали ограниченно боеспособных, хотя там еще остались и более тяжело раненные, и ограниченно боеспособные сразу, без разговоров, выдвигались в передовую линию. Этот факт уже заставлял задуматься. Значит, те, кто раньше вышел в охранение, не в состоянии сдержать бандитов и наше положение не настолько уж хорошее, чтобы отлеживаться тем, кому стрелять, может быть, просто больно. Даже здорового человека отдача приклада при очереди лупит в плечо так, что синяки остаются. А уж раненому стрелять тем более больно. Тем не менее мальчишки эти, через боль перешагнув, в бой идут…
Что же там, в полутора сотнях метров от нас, происходит?
Однако что-то происходило не только с этой стороны. Внезапно автоматные очереди и с другого направления раздались, оттуда, куда старший лейтенант Воронцов семерых солдат отправил. В ту же сторону мы раненых относили и отводили. А дозор, матерь его, куда-то дальше двинул. И теперь оттуда тоже стреляли…
2. Старший лейтенант Александр Воронцов, командир взвода, спецназ ГРУ
Настоящий и порядочный капитан, говорят, терпящее крушение и тонущее судно всегда покидает последним. Но вот в чем вопрос — являюсь ли я в данный момент тем капитаном, который обязан вывести всех людей и только потом покинуть борт самому, даже и особенно учитывая то, что корпус вертолета все более и более кренится и готов в каждый момент наших действий сорваться со склона. Конечно, до дна ущелья не так и далеко, не более сорока метров, и эти сорок метров корпусу предстоит не падать, а катиться, тормозясь о стволы деревьев. Скорость скатывания стволы замедлят, хотя совсем такую тяжелую машину едва ли остановят. И я совершенно не знаю этой техники, не могу даже предположить, существует ли угроза взрыва, или, если двигатель заглох, а винты сломаны, взрыва и пожара не будет. Я даже, по большому счету, не знаю, чем эти вертолеты заправляются. Кажется, керосином… Но насколько он взрывоопасен в нашем положении — это мне неизвестно, как неизвестно и капитану Павловскому. Я спрашивал, он вообще с вертолетами мало дела имел. Я вот знаю, что здесь есть бачки со спиртом. И даже знаю, где они расположены. Спирт предназначен для противообмораживающей системы, хотя часто применяется в других целях, но, естественно, не в такой обстановке.