— Это все?
— Нет, сударь, не все. На гребне стены сорваны три бутылочных осколка. Ветки акаций, нависающие над стеной, согнуты или сломаны. А на колючке одной из веток я обнаружил клочок серой кожи, на мой взгляд, от перчатки. Вот он.
Следователь жадно схватил этот клочок. Да, действительно, он вырван из серой перчатки.
— Господин Мартен, надеюсь, вы действовали так, чтобы не возбудить ни малейшего подозрения в доме, где проводили расследование? — спросил г-н Дабюрон.
— Само собой, сударь. Сперва я без всяких помех обследовал стену со стороны улицы. Потом оставил в ближнем кабачке шляпу и представился маркизе д'Арланж управляющим одной из герцогинь, живущих по соседству, которая находится в полном отчаянии, оттого что у нее улетел любимый говорящий попугай. Мне милостиво позволили поискать его в саду, ничуть не усомнившись, что я слуга этой самой герцогини, поскольку я весьма красноречиво расписывал ее горе…
— Господин Мартен, — прервал его следователь, — вы показали себя ловким и предприимчивым человеком, я весьма доволен вами и сообщу об этом кому следует.
И пока агент, гордый услышанной похвалой, пятился, согнувшись в дугу, к двери, г-н Дабюрон позвонил.
Ввели Альбера.
— Ну как, сударь, решились вы рассказать, где провели вечер вторника? — без всяких околичностей задал вопрос следователь.
— Я уже все вам рассказал.
— Нет, сударь, нет, и я с сожалением вынужден уличить вас в том, что вы мне солгали.
От такого оскорбления Альбер покраснел, глаза его сверкнули.
— Мне известно, что вы делали в тот вечер, — объявил следователь. — Я же предупреждал вас, что правосудие узнает все, что ему необходимо знать. Г-н Дабюрон перехватил взгляд Альбера и медленно произнес: — Я виделся с мадемуазель Клер д'Арланж.
При звуках этого имени замкнутое, напряженное лицо обвиняемого смягчилось.
Казалось, он испытывает безграничное блаженство, словно человек, чудом избегший неминуемой опасности, которую он не в силах был отвести. И все-таки он промолчал.
— Мадемуазель д'Арланж сказала мне, где вы были вечером во вторник, не отступал судебный следователь.
Альбер все не мог решиться.
— Поверьте честному слову, я не подстраиваю вам ловушку. Она мне все сказала. Понимаете, все.
И тогда Альбер заговорил. Его показания полностью, до мельчайших подробностей совпадали с показаниями Клер. Отныне никаким сомнениям не оставалось места.
Чистосердечие м-ль д'Арланж не могло вызывать никаких подозрений. Либо Альбер невиновен, либо она его сообщница.
Но могла ли она сознательно стать сообщницей столь гнусного преступления? Нет, даже заподозрить ее в этом было невозможно.