Законного мужа никогда нельзя просто списывать со счетов.
Приличное, солидное затишье нарушилось появлением Хелен.
Она вошла в компании пестрой своей свиты, состоящей из лихо выглядящих молодых людей в ярких пиджаках, а также смелого вида и среднего возраста женщин в кокетливых платьях. Музыканту мать его любовницы совершенно не нравилась. Вместо того, чтобы удовлетворяться собственной бесполезностью и сидеть тихо, она вечно встревала, куда не надо, вечно вмешивалась, давала возмутительные советы, притворялась невинной и благожелательной, задавала бестактные вопросы и вообще всем мешала ужасно. Завидев Музыканта у бара… проигнорировав очевидное — человек хочет побыть один — она прогарцевала в его направлении, отставив своих пажей и фрейлин на произвол судьбы. Взобралась на стул рядом с ним.
— Привет, — сказала она, благожелательно улыбаясь.
— Да, привет, — ответил он резко, чуть не повернувшись к ней спиной. Но не повернулся.
— Ты чем-то озабочен.
— Да.
— Тебе нужно научиться расслабляться. Развеселись.
— Нет причин для веселья.
— Ну как же нет. Жизнь прекрасна. Какие тебе еще нужны причины?
— Она была бы еще более прекрасной, если бы некоторые люди в нее не вмешивались.
Хелен проявила терпение.
— Не сердись, не сердись. А ты когда к нам придешь наконец? На рояле поиграть? Последний раз ты развлекал нас… я даже не помню… очень давно. Вот и развеселишься.
Бармен приблизился, чтобы снова наполнить стакан Музыканта.
— Никто так не развлекает публику, — сказал Музыкант, — как старик Уолш. Прямо миссия такая в жизни, всех развлекать. Постоянно.
— Да, действительно. Ты заметил, да?
Подобие юмора. Как трогательно.
— Да, — сказал Музыкант мрачно. — Заметил. Не мог не заметить. Что ж. Это все справедливо, наверное. Кто я такой, чтобы отбирать у него жену.
— А, вот оно в чем дело, — Хелен сочувственно дотронулась до его предплечья. — Нет, это никуда не годится. Это нельзя, дорогой мой. Уж извини.
— Да.
— Он ведь человек выдающийся.
— У него много денег.
— Ну, по правде сказать, да.
— Я не хочу по правде, — сказал Музыкант устало. — Я хочу чтобы он оставил ее… нас… в покое.
— А он так и делает в основном.
— Не в этот раз.
— А не нужно было его провоцировать. Ничего, думаю, он придет в себя. Он очень отходчивый. Вот увидишь, все образуется.
Ирония, сарказм, даже оскорбления — как об стенку все разбивается. Теплые ноты в ее голосе звучали так естественно, что не знавший ее вполне мог принять все это за искренность. Музыкант резко повернулся к ней. Она улыбнулась светской улыбкой.
— Он мне сказал, что я могу ее забрать.