Предложение ее смутило. Она мигнула. Затем она взяла себя в руки и сказала, слегка испуганно — Если хотите. И улыбнулась боязливо.
Дамы и господа, уверяю вас — я потерял всякий контроль над событиями. Момент ли, атмосфера ли, совпадение — что-то держало меня железной хваткой, направляло и наставляло. Особой любви к драматизму у меня нет, и формы я не очень-то придерживаюсь. Что-то вне меня сказало, что нужно играть Ми-Минор, Шопена — да! И я сообразил, что я делаю, только когда отыграл уже тактов двадцать. Миссис Уолш не знала, как реагировать, возвращаться ли к своему креслу, или к боку ее кавалера, или чего, но просто стояние показалось ей, наверное, неправильным. Ее компаньон продолжал торговаться с менеджером. Миссис Уолш улыбнулась неуверенно, вступила на подиум, и облокотилась на крышку рояля. Я переключился на до-диез минор, чтобы подчеркнуть момент, а заодно не лупить почем зря по расстроенной клавише. В конце концов мне удалось погрузиться в музыку и забыть о миссис Уолш, ее компаньоне, менеджере, группе, и остальном мире. Играл я как маньяк, и Вселенная поняла и откликнулась, обнимая меня и лаская, и поощряя усилия. Она слилась с музыкой и с моими пальцами и запястьями, и моей правой ногой. Кстати о правой ноге — педалирование мое, обычно расхлябанное, залихватское на слух многих, вдруг стало очень точным. Пот стекал по моему лицу. Я бегал вверх и вниз по клавиатуре, подчиняясь неумолимым приказам Шопена и почти рыдая над невозможно грустными пассажами небесной чистоты и неизмеримой глубины. Этот [непеч. ] поляк, люди не имеют права писать такую музыку. И вдруг — бах! — опус кончился. Я поднял голову, тяжело дыша. Где-то вдали какие-то бесполезные кретины трепались себе, но пространство непосредственно вокруг подиума притихло. Я повернул голову медленно направо и сошелся взглядом с миссис Уолш, которая только начала распрямляться. Очень бледная она была, а может это свет такой был, не знаю, ни [непеч. ] не знаю! Из ниоткуда возникла вдруг рука Джульена, протягивающая мне бутылку с водой. Я взял бутылку, посмотрел на нее бессмысленно, и поставил на крышку рояля.
Подошел компаньон миссис Уолш и положил дружескую руку на мое плечо.
Он говорит, типа, одобрительно — Я знал, что вы хороши. Я не знал до этого момента, насколько хороши. Дорогой мой, вы пойдете очень далеко.
Да, если полиция не велит свернуть и остановиться на обочине.
И вдруг, будто кто-то повернул выключатель, на меня свалился шквал аплодисментов. Мой благодетель присоединился к шквалу. Разговаривающие в глубине помещения перестали трепать своими дурными языками и уставились. Я глянул на миссис Уолш. Она не хлопала. Глаза ее сверкали, рот был полуоткрыт. Фукс попытался исполнить каденцию на своем басе, но Паркер хлопнул его по уху, и он затих.