― Ладно, ― сказал он весело, ― пойдем закусим.
Он повел меня в ресторан и заказал обед, от которого голова моя закружилась. Я был близок к обмороку, но после небольшого количества бренди почувствовал себя в силах справиться с пищей. Пока я добрался до кофе, я опьянел от еды, как от вина. Только тут я воспользовался случаем, чтобы рассмотреть своего благодетеля.
Он был скорее среднего роста, но такой плотный и коренастый, что сразу производил впечатление человека, с которым следует считаться. У него была смуглая как у индуса кожа, а ясные голубые глаза ярко сияли радостью, как бы от внутреннего света. У него был твердый рот и решительный подбородок, и все лицо представляло странную смесь добродушия и неумолимой твердости. Теперь он рассматривал меня самым добродушным образом.
― Чувствуешь себя лучше, сынок? Ладно, продолжай дальше в том же духе и расскажи мне о себе столько, сколько тебе захочется.
Я рассказал ему все, что случилось со мною с тех пор, как я высадился в Новом Свете.
― Эх, ― воскликнул он, когда я кончил. ― Вот главный недостаток всех ваших молодцов из Старого Света. Вам не хватает выдержки и умения довести дело до конца. Вы идете к хозяину и докладываете ему, что собственно не умеете ничего делать, но будете стараться изо всех сил. Американец говорит: «Я умею все, дайте мне только работу, и я докажу вам это!» Ясно, кого возьмут? Ну, я думаю, что смогу вас устроить помощником садовника на Аландской дороге.
Я выразил свою благодарность.
― Полно, ― отвечал он, ― я рад, что по милости божьей был избран орудием помощи для вас. Вы можете остановиться у меня, пока что-нибудь не наладится. Через три дня я уезжаю на север.
Я спросил его, не направляется ли он в Юкон.
― Да, я намерен присоединиться, к этому безумному стремлению в Клондайк. За последние двадцать лет я изрыл вдоль и поперек Аризону и Колорадо, и теперь хочу посмотреть, не найдется ли на севере участка и для меня.
Дома он рассказал мне всю свою жизнь.
― Я был скверным человеком, но спасся милостью божьей. Я прошел через все, начиная от мэрства до содержания игорного притона. В течение двух лет я погибал, готовясь каждую минуту получить свой пропуск в ад.
― Не убили ли вы кого-нибудь? ― осведомился я.
Он зашагал взад и вперед по комнате.
― Слава богу нет, но я мог застрелить… Было время, когда я мог выстрелом из ружья вогнать гвоздь в стену. Я был ловок, но вокруг было много таких, которые могли дать мне сто очков вперед. На вид это были смирные люди. Трудно было подумать о них дурное. Смирные-то и были худшими. Обходительные, ласковые, приветливые, за бутылкой в ресторане они не знали удержу и страха, и каждый из них имел по дюжине зарубок на своем ружье. Я знал многих из них, якшался с ними; это были самые утонченные люди в стране, готовые отдать последнюю рубашку за друга. Они понравились бы вам, но, слава господу, я теперь спасенный человек.