И начальник закрыл глаза, показывая, что разговор окончен.
Якуз продолжал писать как хотел.
Одержав над нами первую крупную победу, он сразу как-то вырос в наших глазах. У него даже плечи стали как будто пошире.
К тому же он сшил себе входившую тогда в моду толстовку из чертовой кожи, приобрел новые ботинки, и мы смеялись, что вот, мол, на происшествиях оделся человек. Голос у него стал еще тверже, еще уверенней.
Читая в сводке об изнасиловании, он вдруг говорил удивленно:
– Ах! Опять это либидо сексуалис.
Дежурный по угрозыску спрашивал:
– Чего?
– Это мои мысли вслух, – небрежно отвечал Узелков.
В другой раз в разговоре с нами он также вдруг ни с того ни с сего сказал:
– Извините, но у меня на этот счет своя концепция. Я не считаю, что мы живем в век пессимизма.
– Ну, уж это совсем ерунда какая-то! – возмутился Венька. И спросил: – Что такое пессимизм?
– Учиться надо, – сказал Узелков. – Учиться, а не заниматься пикировкой.
Что такое пикировка, он тоже не объяснил.
В конце концов мы стали верить, что он не может говорить по-другому, что эти затейливые слова так же привычны для него, как для нас наши. Мы постепенно стали привыкать к этим его словам и уже не искали в них каверзного смысла. Да и сам Узелков нас все меньше интересовал.
У нас и без него было много всяких дел. Главным же все еще оставалось дело арестованных из банды Клочкова.
Прокурор уже несколько раз требовал, чтобы их поскорее перевели в городской домзак. Пора, мол, готовить процесс. И притом большой, показательный.
Но Венька, пользуясь своим положением помощника начальника по секретно-оперативной части, упорно задерживал бандитов в нашем арестном помещении, ссылаясь на оперативные надобности.
Он все еще продолжал допрашивать Лазаря Баукина и его соучастников.
В кабинете нашего начальника стоял громоздкий застекленный шкаф, полный толстых книг в кожаных переплетах с золотым тиснением.
Шкаф этот недавно еще украшал, наверное, богатый кабинет. Говорили даже, что принадлежал он знаменитому золотопромышленнику Полукарову. Революция, переместившая много громоздких вещей, передвинула, перетащила и этот шкаф с книгами. Неизвестно, читал ли наш начальник эти книги. Но каждый раз, когда разбиралось какое-нибудь запутанное преступление, он кивал бодливо на шкаф, говоря очень строго:
– Криминалистическая наука на что нам указывает? Криминалистическая наука нам прямо указывает на то, что надо в первую очередь изучать психологию преступника. А это значит что? Это значит, надо докапываться до корней. Бывает, что преступник запирается на допросе, не хочет говорить, юлит, финтит, изворачивается. Тогда, значит, что? Тогда, значит, надо повлиять на его психологию…