Я поманил его рукой.
— Иди к нам, — шептал я, стараясь, чтобы мой голос звучал призывно. — Иди к нам. Иди. Иди. Я — Гильгамеш, а это Энкиду, мой брат.
Бык затопал копытами. Бык фыркнул. Бык поднял свою огромную голову и тряхнул рогами. А потом он набросился на нас, сорвавшись с места с величием и изяществом. Казалось он почти летел, когда несся к нам по площади Нингал.
Энкиду, смеясь, крикнул мне:
— Ах, брат, вот будет забава! Играй с ним! Играй! Нам нечего бояться!
Он побежал в одну сторону, я — в другую. Бык остановился на полном скаку, развернулся и помчался в бой снова. Потом остановился еще рае, снова развернулся, взбивая копытом пыль. Казалось, он недоуменно хмурился всякий раз, когда мы носились перед ним взад-вперед, хохоча, хлопая друг друга по плечам, играя. Бык плевал нам в лица пеной, хлестал нас хвостом, но догнать нас и затоптать не мог.
Пять раз бык бросался на нас, и пять раз мы проносились мимо него, пока он не разозлился. Потом он бросился на нас снова, лавируя с демонической хитростью, меняя свое направление столь же легко, как мальчишка-танцор при храме, прыгая то туда, то сюда. Он бешено прыгнул на Энкиду с опущенными рогами, и я испугался, что он пропорет моего брата, но нет! Как только бык оказался рядом, Энкиду протянул руки и схватился руками за рога, а потом легко забросил себя быку на спину, перевернувшись в воздухе! Он оседлал быка, крепко схватив его рога.
И тут началось такое, чего мир еще не видел. Энкиду, верхом на Небесном Быке, держа его за рога, крутил его башку то вправо, то влево. Бык в ярости вставал на дыбы, пытаясь сбросить Энкиду, но не тут-то было! Я стоял перед ними, глядя на эту картину с радостью и восторгом. Бык не мог избавиться от Энкиду. Он прыгал, ревел, топал копытами, швыряя вокруг себя клочья пены, а Энкиду крепко держался на нем. Он старался сломить сопротивление быка, заставить его склонить свою мощную голову. Я слышал раскаты хохота Энкиду, и сердце мое радовалось. Я видел, как руки Энкиду напряглись от усилий, и это зрелище доставляло мне удовольствие. Я смотрел как бык становится угрюмым и понурым. Но тут сражение получило неожиданный поворот. Бык, передохнув секунду, с новой силой рванулся, вскочил, стараясь с удвоенной силой стряхнуть Энкиду на землю. Я испугался. Но Энкиду совсем не выказывал страха. Он держался крепко, он вертел огромную бычью башку из стороны в сторону, пригибая ее к земле.
— Бей, брат! — вскричал Энкиду. — Бей, бей сейчас! Ударь его мечом!
Да, это был самый подходящий момент. Я рванулся вперед и, схватив меч, и вогнал его в шею быка. Я ударил его в затылок, глубоко всадив лезвие. Бык издал звук, какой издает море, откатываясь от берега, и глаза его подернулись пеленой, пылающая в них ярость потускнела. Какой-то момент он стоял неподвижно, потом колени под ним подломились. Энкиду ловко спрыгнул с него, приземлившись рядом со мной, мы засмеялись и обнялись возле умирающего быка, пока он не затих. Потом мы вырезали бычье сердце и здесь же, на месте, принесли его в жертву богу Уту-солнцу.