— Будем друзьями, Сергей, — предложил Великанов, протягивая руку, — и в радости и в горе.
Ломов с готовностью крепко пожал ее.
— Наша смена подходит, — посмотрев на часы, заторопился он и вдруг неожиданно сказал: — Слушай, Федор, спасем старика ороча, выкрадем из амбара… Я смотрел, стены там не крепкие, еле дышат.
— Согласен, сам хотел предложить, — обрадовался Федор.
На том и порешили.
Моряки работали на водозаборе босиком, с подвернутыми штанами. Ни один час не пропал даром: пока на реке наливалась одна пара кунгасов, вторую откачивали в пароходные цистерны.
В бухте было совсем тихо, кунгасы ходили с полным грузом, едва не черпая бортами морской рассол.
После полудня похолодало. Стоять по колено в речной воде стало зябко. Федя не почувствовал брезгливости, когда плотник Курочкин, побывав на берегу, уселся на мокрый борт кунгаса и споласкивал от песка ноги с уродливыми пальцами. Ноги у всех сделались стерильно чистыми.
Наконец старпом дал желанную команду: работу прекратить. Катерок еще раз сбегал к пароходу и отбуксировал опорожненные кунгасы к поселку, где высадились солдаты поручика Сыротестова.
Вечерело. Синий край моря, розоватое небо. Даже каменистый мыс выглядит приветливо. Водная синь, желтый песок, темная зелень леса. Яркие краски, резкие контрасты — будто на цветной открытке… Солнце опустилось пониже, и море вдруг изменило цвет на серебристо-розовый, а мыс потемнел, стал лиловым. Прошло небольшое суденышко; за ним потянулся темный след, точно корабль содрал с моря серебряную корочку. После заката Федя и Ломов приступили к осуществлению своего плана. Топором они почти бесшумно оторвали две доски от задней стенки сарая. Прислушались — в сарае было тихо.
Забравшись внутрь, Великанов включил фонарик. Ороч неподвижно сидел на корточках в углу. Прежде всего Федя перерезал веревки на руках старика.
— Здравствуй, — сказал ороч, вставая и протягивая затекшую руку. — Зачем пришел?
— Мы пришли тебя освободить, — сказал Федя. — Когда вернется офицер, худо будет: расстреляют.
Морщинистое лицо ороча осталось неподвижным.
— Моя разбойника нет, — отвечал он, помолчав. — Моя на охоту ходи, рыбу лови, воровать нет.
Ломов предложил орочу табаку. Старик несколько оживился, зарядил длинную трубку.
— Спасибо, шибко кури хочу, — сказал он, выпустив облако дыма.
— Почему староста назвал тебя большевиком? — спросил матрос.
— Я нет большевичка, — так же ровно ответил ороч. — Моя партизанам дорогу показывай, к морю через сопку ходи… Староста шибко сердитый, партизан совсем люби нет.
— А что здесь партизаны делали? — спросил Федя.