Пришел «вызов» от Тальки, и Тиф создала «Серебряное окно».
Проказа улыбалась. Щурилась, словно старая, облезлая, вечно голодная, а теперь накормленная горой свежей печенки, кошка. Казалось, еще миг, и она, распушив обрубок лишайного хвоста, замурлычет.
— Здравствуй, милочка. Ты выглядишь не слишком счастливой. Как твои дела?
— Неважно.
— Ты все еще с пустым решетом. Водица вновь утекла. Хе-хе.
— Откуда знаешь?! — с подозрением спросила Дочь Ночи, и тут же прочитала ответ в смеющихся глазках Проказы. Ее затопила ненависть:
— Ты!
— Ну, я не сомневалась, что ты догадаешься. От тебя всегда тяжело было скрыть правду.
— Подлая тварь! Гадина! Двуличная ведьма! Это ты! Ты ее сняла! Мою «метку»! — процедила Тиф. Ее душила ярость, и голос стал до неузнаваемости хриплым. Тиа жаждала убить старую каргу.
— Перестань себя позорить! — холодно и уже безо всякой улыбки отчеканила Целительница. — Ты смотришься жалко! Прикуси змеиный язычок, девочка! И подумай — стала бы я тебя вызывать, если бы хотела что-то скрыть?
Прежде чем ответить, Дочь Ночи сделала несколько глубоких вдохов.
— Что тебе надо?
— Весь вопрос не в том, что надо мне, а в том, что надо тебе. И мы оба знаем ответ. То, ради чего ты носишься по стране, словно угорелый заяц. Они у меня в гостях. Все трое. Целые и невредимые.
— Как тебе удалось?
— Расскажу при встрече. Судя по эху «зеркала», ты недалеко от меня. Сутки пути. Даже меньше. Замечательно. Я жду. Все давно готово. Поторопись.
Проказа протянула руку для того, чтобы разорвать плетение, но Тиа поспешно спросила:
— Почему ты сняла «метку»?
— Потому что мне так захотелось. Поспеши, пока я не передумала.
И «стекло» рассыпалось сотней водяных капель. Тиф трясло от бешенства. Она, в сердцах, попросила Бездну содрать с Тальки кожу. Но Бездна осталась безучастна. Эта сущность редко обращала внимание на людей. Даже на тех, кто нес ее частичку у себя в сердце. У нее имелись дела поважнее желаний смертных.
— Дура! — презрительно скривилась Тальки и отодвинула от себя серебряный таз с водой. Она встала из-за стола, взяла небольшую лейку, полила стоящие на раскрытом окне горшки с цветами. Лишь после этого позвала Хамзи.
Некромант выжидающе посмотрел на госпожу. Та, не спеша, взяла со стола тяжелые ножницы и стала обрезать высохшие веточки у растущего в кадке мирта.
— Что ты видишь, Хамзи?
— Госпожа?
— Мое занятие, — уточнила она. — Что ты видишь?
— Вы обрезаете ветви.
— Как, по-твоему, зачем я это делаю?
— Спасаете куст. Чтобы мертвое не убило живое.
— Не куст. Дерево, — поправила колдуна Целительница. — Но ты прав. Мертвое всегда убивает живое, и неважно, что это — нога, пораженная гангреной, или веточка с пожелтевшими листьями. Ни от той, ни от другой нет никакого толка. Обе совершенно бесполезны и опасны. Будь добр, передай мне вон тот совок. Спасибо. У меня есть для тебя дело.