– Очнитесь, Филип! Очнитесь, пожалуйста! – Она твердила как заклинание эти слова, продолжая словно веером обмахивать его рукой.
Не дождавшись желанного ответа, она побежала в свою комнату за кувшином с водой. Смочила полотенце и, отжав его, стала освежать лицо и шею Филипа. Осторожно отодвинув волосы с висков и лба, она ласково гладила его брови, глаза и щеки. Затем обвела влажным полотенцем скулы и распухшие губы. Она едва сдержала слезы при виде глубоких ссадин на его красивом лице. Вытерла капельки крови, уже начинающей подсыхать, в уголках его чудесного чувственного рта.
– Не умирайте, Филип, – в горе шептала она, – прошу вас, не умирайте! Я ужасно себя вела с вами, я знаю. Но я была так сердита на вас. Мне очень жаль, вы ведь хотели помочь мне. Я понимаю, вы делали это искренне. А я неверно судила о вас. Пожалуйста, не умирайте, Филип!
Во время всей этой исповеди Филип оставался недвижимым, несмотря на переполнявшее его желание немедленно заключить Анну в объятия. Когда минуту назад она приложила полотенце к его лицу, он собрал всю свою волю, чтобы выбраться из полузабытья. Но, очнувшись, намеренно не открывал глаза, наслаждаясь касанием нежных рук, ухаживающих за его ранами.
А Анна все повторяла и повторяла свой призыв, и ему хотелось бесконечно его слышать. И еще он не переставал удивляться тому, как звучит его имя в ее устах.
– Филип, – молила она, – пожалуйста, отзовитесь. Когда же вы придете в себя! – Она вытащила края сорочки из брюк и распахнула ее, чтобы обтереть его шею и грудь. Потом прижалась щекой ко лбу и положила ладонь ему на грудь – грудь мерно вздымалась и опадала, сердце билось ровно. – Вы слышите меня, Филип? Скажите только, что не умрете!
Неожиданно его пальцы сжали ее запястье и крепко прижали к груди. Анна резко отпрянула. Ее удивленный взгляд встретился со жгучим взглядом его серых глаз. В них она увидела не боль, а голод… мучительно сладкое желание, такое страстное и притягивающее, что Анна не могла отвести взгляд… да, не могла. Даже чуть отодвинула от него лицо, чтобы лучше видеть его глаза.
– Нет, я не собираюсь умирать, Анна, – срывающимся голосом сказал Филип. – Отнюдь! Сейчас мне этого меньше всего хотелось бы.
Он отпустил ее запястье и положил руки на затылок. Медленно сокращая расстояние между ними, он наклонил ее голову к своему рту – и устроил пожар. Огонь, затеплившийся в них обоих как теплый свет участия, превратился в костер желания, едва сомкнулись их губы. Филип склонил ее голову еще ниже, почувствовав, что разогрел обоюдную страсть. Его рука пробралась под ее халат, ритмично гладя ее по спине, вводя в соблазн, заставляя извиваться и продвигаться все ближе.