— Осторожнее, профессор! — крикнул я.
Он не двигался, ожидая, что будет дальше. Чёрная масса прикоснулась к его сапогу, отпрянула и вдруг одним броском облепила его ноги, а из тумана уже надвигалась большая выпуклость, словно идущая к берегу волна. Тут ещё кто-то, кажется, Райнер, зажёг и свой фонарь. Профессор неожиданно вскрикнул и рванулся прочь, но чёрная масса залила его почти до колен. По всей массе пробежало новое мощное содрогание.
— Уходите, профессор, уходите! — кричал я, не понимая, почему он стоит словно вросший в камень.
Он сгорбился, плечи у него дёргались, как будто он поднимал большую тяжесть. Стоявший ближе всех Солтык схватил его и потащил, но, споткнувшись, оказался в чёрной бурлящей каше почти по пояс. У него вырвался сдавленный крик.
Я обеими руками изо всех сил потянул за верёвку. Райнер ухватился ниже. В свете фонарика я увидел лицо Солтыка, — оно было искажено судорогой. Чёрная река широким фронтом надвигалась на берег, но мы действовали быстрее. Я схватил Солтыка за руку, другой рукой ухватил Арсеньева, а Райнер помог мне выбраться на склон. Оба спасённых почти не двигали ногами и опирались на меня всей тяжестью своего тела. Один из них прерывисто дышал.
— Вы ранены? — спросил я, испуганный тем, что оба молчат.
— Скорее, скорее наверх! — кричал Райнер.
Я двинулся дальше, таща обоих товарищей. Они едва переступали, словно их ноги превратились в деревянные чурки. Наконец Арсеньев заговорил:
— Удар... электрический, — пробормотал он, словно борясь с судорогой, сдавившей ему горло.
Мы поднялись ещё на несколько метров. Арсеньев потерял фонарик. Я достал свой, направил отверстие металлического цилиндра вниз и нажал включатель.
Это было похоже на грязевое извержение, но в чёрной массе не было спокойного движения, послушного силе тяготения. Она вздувалась огромными пузырями, взбухала, а из глубины вздымались всё новые волны, заливая берег.
— Все назад! — раздался вдруг громкий голос.
Я и сейчас вижу эту сцену. Арсеньев оторвался от моего плеча. Широко расставив ноги, он передал сумку Солтыку, схватил лучемет и выстрелил.
Белая молния с ядовитым шипеньем ринулась вниз. Грудь обдало страшным жаром. Арсеньев снова нажал спуск, и вторая молния, словно осколок солнца, вонзилась прямо в центр чёрной, набухшей массы. Потом настала тьма. Я знал, что нельзя смотреть на дуло ружья при выстреле, но не мог справиться с собой, и теперь перед глазами у меня плясали чёрные и золотые круги. Я долго ничего не видел, хотя судорожно нажимал кнопку фонаря. Наконец это прошло.