Тронутая до глубины души, она прошептала:
– Я не хочу этого слушать. Мы вместе, а остальное не важно.
Он выпрямился.
– Ну хорошо. Ты знаешь, что я только что сделал? Купил билеты на концерт. Будут исполнять новую вещь Дебюсси «Послеполуденный отдых фавна». Говорят, это что-то изумительное. Мы пообедаем и устроим себе праздник, когда ты поправишься.
– Поправлюсь? Да я прекрасно себя чувствую, лучше и быть не может.
После ухода Дэна она осталась одна с ребенком. Маленький комочек под белым одеяльцем. Он спал, лежа на животе, была видна одна щечка и редкие волосики на голой головке. Одна ручка высунулась из-под одеяла; крошечные пальчики пытались ухватить гладкую простыню. Во сне он чмокал губами и, наклонившись, Хенни увидела, как подрагивают белые веки. Она подумала, что ему, возможно, снится кормление. Несколько минут Хенни, опершись на локоть, созерцала это чудо, которое она произвела на свет.
Солнечные лучи светили теперь прямо в окно, наполняя комнату дремотным теплом. Хенни снова откинулась на подушку.
Казалось невероятным, что всего несколько часов назад этот маленький человечек жил в ее теле. И тут же она посмеялась над собственным изумлением; наверняка, каждая женщина, родив ребенка, испытывает то же самое. Никакого чуда здесь нет.
Во всяком случае он здесь со мной, мы семья, у нас есть будущее. И я наконец нашла самое себя.
Последний день года, последний день века. Везде царит атмосфера предшествующего празднику радостного предвкушения, смешанного с сожалением, какое испытываешь, расставаясь с насиженным местом.
Хенни оглядывает свою семью. Последние часы девятнадцатого века мы провели вместе, скажем мы много лет спустя и вспомним этот вечер с элегической грустью. На секунду она представляет, какой станет через много лет – старая женщина сидит в большом кресле, может, кресле-качалке, ноги скрещены, руки, в пятнах от старости, сложены на животе – но сразу пытается выбросить из головы эту воображаемую картину.
Весь вечер она испытывала чудесное чувство благополучия. В доме все в порядке. Всего хватает, хотя и не с избытком. Только серебряный чайный сервиз, один из тех, которые бабушке удалось спрятать в лесу во время Гражданской войны, здесь неуместен. Замысловатые, филигранной работы, чайники и молочники с романским орнаментом не смотрятся на простом столе в «миссионерском»[13] стиле.
– «Миссионерская» мебель? – воскликнула Флоренс, когда они купили ее. – Эти простенькие мещанские вещи?»
«Дэн не считает их простенькими».
«Но в них отсутствует подлинный стиль. Только простолюдины могут ею увлекаться».