Словно почувствовав, что разговор пошел о ней, входит Ольга.
— Пап, я все собрала.
— Ну и чудненько. Сейчас едем, только выпьем с Андреем на посошок. — Генерал разливает коньяк. — Бутылку оставляю вам… Оля, неси еще одну рюмку, выпьем втроем. Кто знает, когда еще встретиться сможем. Вот мы с Андреем — соседи, а может, и не увидимся больше.
Выпив коньяк, генерал обнимает меня и шепчет:
— Береги ее, сынок, если, конечно, сам убережешься. Жаль, короткая у нас встреча получилась.
— Еще встретимся, Иван Тимофеевич…
— Вряд ли. Не знаю, как ты, а мне, чувствую, совсем мало осталось землю топтать и по небу летать.
— Да что вы!
— Молчи, молчи! Я знаю.
Генерал резко поворачивается и идет к выходу. В дверях оборачивается и спрашивает:
— Не в обиде, что невесту забираю?
— Иван Тимофеевич! Вы же сами сказали: мать — дело святое.
— К вечеру жди ее назад — и сам не буду задерживать, и матери не дам.
Ольга чмокает меня в щеку.
— Жди! — и выбегает вслед за отцом.
Оставшись один, я выпиваю еще рюмку коньяку и пытаюсь осмыслить слова Ивана Тимофеевича. Конечно, он сказал мне далеко не все, что знал, но и этого было вполне достаточно. Я понял главное. В основном история повторяется. Тот же бардак и та же неподготовленность. Но в то же время есть и существенные отличия. Формирование новых дивизий, переброска ударных соединений из опасной полосы, возврат вооружения в старые укрепрайоны. Да и всеобщая моральная готовность не оставляет сомнения в том, что фактор внезапности уже не сыграет такой роковой роли. Вспоминаю, что говорил нам Лосев, что говорил Иван Тимофеевич. Значит, многое уже делается. Пусть не все еще готово, пусть у немцев превосходство, но командование знает и ждет. А это немало.
Переодеваюсь в шорты и рубашку, нахожу удочки, копаю червей и иду на причал порыбачить. Не знаю я лучшего способа разрядки. Клюет неплохо, и я увлекаюсь, не замечаю, как летит время. Отвлекает меня от этого занятия шум машины. Вернулась Ольга. Водитель подходит ко мне.
— Товарищ старший лейтенант! Комдив приказал заехать за вами с супругой завтра в шесть утра и отвезти вас на аэродром.
— Хорошо, старшина. Завтра — в шесть.
Гриша улыбается, садится в машину и уезжает.
— Лихо твой батя действует! С супругой! Иди, “супруга”, жарь добычу, да смотри не сожги! — Я протягиваю Ольге ведерко с уловом.
На столе стоит сковородка с горкой рыбьих косточек и голов и бутылка, на дне которой на два пальца коньяку. Все это освещено двумя свечами. Я сижу на диване, а Оля лежит головой у меня на коленях и смотрит в потолок. Она почти нагая. Мы знаем, что это — наша последняя ночь, но не торопимся. Нам и так хорошо. Оля ловит мою руку, целует ее и кладет себе на грудь.