Уже лет тридцать ни один серьезный мыслитель не пытается спасти человеческий род, разве не так? Такое предприятие обречено на провал: на сегодняшний день это истина, доказанная опытным путем. И можно повторять сколько угодно, что эти безумства не были совершенно бесполезны. Утопии не переделали мир, но, какими бы страшными и ужасными они ни оказались, в течение тысячелетий, возможно, они удерживали мир от того, чтобы развалиться, навсегда погрязнуть в бездонном зеве пошлости. Посмотрим, ведь теперь каждому придется приспосабливаться к мрачному чистилищу мира без утопий. Это вам не Авиньон. Отсюда не смоешься в антракте, если спектакль показался слишком скучным. А если смоешься – то уж навсегда. Другого спектакля не будет. Нигде. Таковы новые правила игры. Планета превратилась в большую деревню. Какое счастье, что есть Интернет и телевидение, вроде есть чем поразвлечься! Но и это не так. Они-то и есть наша деревня. А больше ничего и нет. Нигде.
Итак, я даю интервью, самовыражаюсь, пророчествую. Я не имею ни малейшего представления, хороша ли моя пьеса, но о ней говорят. Того, о чем не говорят, вообще не существует. Так что я отвечаю на вопросы, на любые вопросы, какие хотите, лишь бы пьеса существовала. Старый писатель вроде меня, наверное, проводит больше времени с интервьюерами, чем за письменным столом. Я теперь должен думать о преемниках. А ведь преемники отправят нас на пенсию, разве нет? Хотя не все имеют на нее право. Надо постоянно платить взносы. И я плачу. И стараюсь не думать о своих двадцати годах, об Анаис, о том времени, когда я читал Маркса так, как наряжаются на праздник. Но ностальгия, болезненная и совершенно никчемная ностальгия стискивает мне горло. Мне уже не кажется таким ненормальным поступок Винсента, который потащил меня вчера в погоню за призраком нашей юности. Он увидел, как наша Анаис танцует фламенко в заведении для шоферов. Он узнал ее. Я – нет. Это не доказывает, что Винсент ошибся. Это ничего не доказывает. Когда два человека вспоминают об общем переживании, они говорят отнюдь не об одном и том же. Просто делают вид, что понимают друг друга, вот и все. А как иначе? Больше не о чем было бы говорить.
Был пирог, свечи, и Анаис получила подарки. Я отыскал у букинистов миленькое издание «Алисы в стране чудес». Анаис со смехом пообещала, что когда-нибудь раскроет эту книгу и, может быть, прочтет. Жером подарил альбом с набросками, на которых наша любимица резвилась, скача со страницы на страницу, не обращая внимания на значимость вещей, а главное – на приличия. Она снова рассмеялась и сказала Жерому, что он поросенок.