Почти все гости теперь собрались в кружок в мезонине. На ковре у их ног сцепились два молодых человека, оба голые и покрытые потом. Зрители наблюдали за их борьбой и уже с минуту молчали. Слышались только тяжелое дыхание и хрипы атлетов. Я не сразу понял, что они занимались любовью. В свою очередь я затаил дыхание и завороженно смотрел. Еще ни разу мне не доводилось видеть совокупления мужчин.
Золотая или бронзовая девушка вывела меня из состояния гипноза, попросив ссудить ей «дозу». Поскольку у меня не было того, что ей требовалась, она оставила меня, чтобы попытать счастья в другом месте. Я отделился от кружка визионеров и снова вышел на лестницу. Подумал о том, что такси, вызванное полчаса назад, наверняка меня уже не ждет. Тогда я принялся искать телефон.
А может быть, я не нашел лучшего предлога, чтобы пройти через всю квартиру и, переходя из комнаты в комнату, перескакивать с одного видения на другое, как бывает именно во сне, не ища другого смысла, кроме необходимости обнаружить другие сплетенные тела каждый раз все в более сложных позах.
Ознакомившись со всеми способами совокупления, которым предавались в спальнях, ванных комнатах, на кухне, я вышел в главную комнату и сел на канапе, где временно не происходило ничего. Через несколько минут золоченая девушка села рядом со мной: мы, в некотором роде, были старыми знакомыми. Уверенная в том, что я дал ей первые «дозы» в этот вечер, она решила отблагодарить меня, щедро покрывая меня своей позолотой.
Мимо проходили люди и смотрели на нас, пока она решительно, не теряя времени даром, меня раздевала. Я не сопротивлялся, так как ни на секунду не верил в реальность происходящего. Я с любопытством наблюдал за тем, как крепнет наслаждение, которое юная женщина задалась целью вырвать у меня сильной рукой.
Мое совсем свежее, еще неправдоподобное одиночество давало мне чувство того, что отныне я освобожден от всякой ответственности. Уже несколько недель мое существование состояло из поступков, лишенных последствий, в совершенно иллюзорном мире, а в ту ночь случай привел меня в самую глубь галлюцинации, которой я не прерывал – возможно, из беспечности, – не стараясь проснуться. Ибо я был уверен, что сплю, что мне снится сон, а вокруг меня – другие спящие, которым, что меня ни в коей мере не удивляло, снится тот же сон, что и мне. А может быть, я предпочитал считать, с еще большей вероятностью, что уснул в лифте и через странное сопряжение случайностей попал в чей-то сон.
Я могу сколько угодно рыться в своей памяти, но большего мне добыть не удастся: воспоминание о тех нескольких часах оргии замыкается на самом себе и навсегда останется оторванным от остальной жизни.