— А скажи мне, почтенная чтица: что, твои собратья и вышестоящие члены ордена считают так же? Так же думает канцлер? Или ты полагаешь, что я настолько глуп, чтобы проглотить твои слова как священное писание? Когда Гориана поймали, орден объявил его еретиком. И если б они заподозрили, что здесь продолжают его работу, сюда явились бы армии. Ты не представляешь здесь ни орден, ни Конкорд, Элса Геран. Ты — марионетка Ступеней.
Кессиан почувствовал, как Элса напряглась. Она сделала медленный размеренный вдох и выдох, а потом присела на край стола.
— Я понимаю твою точку зрения, Брин, и понимаю твои страхи. Но ты не прав, считая меня марионеткой. Я верю в истинный путь ордена. Сегодняшний орден силен и вездесущ, но здесь, в Вестфаллене и в некоторых районах Конкорда, мы сохранили веру, на которой был основан орден. В то, что люди будут приближаться к Богу. Что взойдут и станут едины с Ним.
Кессиан видел, что Брин ее не слушает. Его разум не принимал рациональных доводов.
— Именно сейчас нам нужны твои силы, мой друг, — мягко сказал Кессиан. — Ты работал столь усердно и вложил так много сил. И сейчас мы должны держаться вместе. Приближаются времена испытания, опасные времена. Ты нам нужен.
— Орден сметет вас. Я слишком долго был вашим сообщником. Я могу только предаться милости Всезнающего. — Брин понурил голову.
Кессиан взглянул на Элсу. Та покачала головой. Они оба встали, чтобы уйти.
— Отдохни, Брин, — предложил Кессиан. — Мы кого-нибудь к тебе пришлем. Чтобы приготовить еды, которая подошла бы к твоему прекрасному вину. Может быть, немного прибраться.
Брин не поднял головы.
— Я уже и так достаточно замаран. Я не стану говорить ни с кем, кого ты пришлешь, отец Кессиан.
У двери их ждал Андреас Колл. Он печально улыбнулся.
— Ничего хорошего?
— Совсем ничего, — ответил Кессиан. — Пусть за ним наблюдают. Днем и ночью. Он не должен говорить о том, что видел, ни с кем, кроме Элсы и Ступеней. Для этого нужны надежные люди, Андреас. Поговори с его друзьями. Позаботься, чтобы его не подпускали к чужакам.
— А ты не преувеличиваешь? — спросила Элса. — Он не опасен. Он просто сбит с толку и напуган.
Кессиан нахмурился.
— Ты сама себе противоречишь. Ему нужно, чтобы Бог его помиловал. Как ты думаешь, кого он будет об этом просить? Не тебя, Элса. Одно небрежное слово — и все, к чему мы стремились, будет потеряно. Я не допущу, чтобы он подверг нас риску. В любом случае, это нужно сделать. Надо, чтобы он молчал.
Кессиан со спокойной уверенностью осознал, что каждое его слово было сказано всерьез. Никакой слабости. Они не могут ее себе позволить. Только не сейчас.