Но все эти общие потребности удовлетворяются каждым видом по-своему. Эти три чувства: голода, влечения, ненависти — знакомы любому животному, но только человек может их предвкушать, представлять их в своем воображении, готовиться к их удовлетворению и сохранять их в памяти.
Прошу тебя, мой дорогой читатель, не посчитать утомительными мои рассуждения, ибо теперь, когда я только тень, только воспоминание о том пылком и страстном Казанове, я люблю порассуждать.
Человек становится животным, когда он предается трем главным страстям, не прибегая к помощи разума и здравого смысла. Но как только мозг приводит в равновесие его чувства, удовлетворение этих трех потребностей превращается в наслаждение и наслаждение высочайшее.
Стремящийся к истинному наслаждению человек пренебрежет обжорством, с презрением отвергнет похотливость и сластолюбие, откажется от свирепого мщения, к чему толкает его первая вспышка гнева. Но он лакомка, и он может насытить себя только тем, что ему по вкусу; он страстно влюблен, но он получает наслаждение только тогда, когда он убежден, что это наслаждение разделяет с ним и предмет его страсти; он оскорблен, но он расплачивается за оскорбление только тогда, когда кровь его успокоится и он обдумает в тиши планы мести. И пусть она не будет так жестока, но его утешает сознание того, что она была хорошо обдумана, и порой сам отказ от мести удовлетворяет его еще больше. Все эти три действия должны управляться рассудком, ибо он первый министр чувств.
Мы иногда сознательно терпим голод, чтобы более изысканно удовлетворить его; мы не торопим миг утоления любовной страсти, чтобы он был более острым и волнующим, и мы откладываем мщение, чтобы быть уверенным в его действенности. Разумеется, правда и то, что можно умереть от несварения желудка, что мы убиваем любовь рассуждениями и софизмами, а тот, кого мы хотели уничтожить, скрывается от нашей карающей руки. Но в мире нет ничего совершенного, и мы все-таки идем на такой риск.
— Скажи мне, любовь моя, где же ты намерен завтра ждать меня?
— В два часа на площади Сан-Джованни-э-Паоло, как раз позади статуи Бартоломее ди Бергамо.
— Я видела эти места только на эстампах, но этого достаточно: я тебя не обману. Только если ужасная непогода помешает мне…
— И если это все же случится?
— Что ж, мой друг, ничего не потеряно. Мы возместим наши убытки: на следующий день мы снова встретимся и условимся о другом рандеву.
Мне надлежало не терять времени, ибо у меня еще не было казино. Я нанял второго гребца и уже через четверть часа прибыл на площадь Сан-Марко, где сразу же принялся за дело, разыскивая то, что мне нужно было найти. Когда смертный отмечен милостью Плутоса, да к тому же еще неглуп и расторопен, можно быть уверенным в успехе. Мне не понадобилось много времени, чтобы найти подходящее казино.