— Теперь все ясно, — присвистнул Олег. — Похоже, пока великий Раджаф почивать изволил, волки его лошадей шуганули. Те перемахнули кусты и рванули на эту сторону. А потом…
— Вы где?! Где вы все? Господин! — послышался с реки звонкий голос.
— Кажется, Урсула знает продолжение. Идем.
— Вы здесь, господин? — весело поинтересовалась невольница. — А я следы нашла! Обмануть он нас пытался! Лесом объехал да дальше поскакал! Там, за излучиной. Токмо мало следов. Будто один всего конь. Но с подковами, не корова какая.
— Поймал, значит, одного, — кивнул Любовод.
— Точно, поймал. Привязал, верно, там. Сюда за сумками вернулся, взял самые нужные да по прямой через лес к скакуну и ушел. Давай, друже, за мной…
Вместе Середин и купец выволокли сумки из-за куста на лед, здесь на свету осмотрели. Седьмого осколка среди тряпья, веревок и овса не нашлось, хотя в глубине души каждый на такую удачу рассчитывал. Но…
— Но теперь у него нет заводных, овса для скакуна… Может, и еще чего нужного, — подвел итог ведун. — Теперь не уйдет, за пару дней догоним. Попался. Любовод, давай-ка сумки прихватим, авось на что сгодятся. Раскидаем по заводным. И вперед, по коням.
Между тем русло Большого Каима становилось все более узким. Это была уже не та полноводная река, на которой ладья могла легко отойти от возможного врага к противоположному берегу и не опасаться, что до нее добросят волосяной аркан или копье; на которой, словно по обширному озеру, можно идти под парусом и даже лавировать, чтобы лучше ловить ветер. К шестому дню это была уже обычная протока — над ней легко смыкались кроны деревьев, а прибрежные ивы, падая от старости, перекрывали русло от берега до берега. Вечером седьмого преследователи ехали уже по льду узкого ручейка.
— Глянь, друже, — указал купец на россыпь конских шариков, что утонули в рыхлом снегу. — Парят еще и пахнут. Знать, знакомец наш совсем недавно тут проехал. Мыслю я, и часа не прошло. Коли так, к вечеру и нагоним. — Он привстал на стременах и громко заорал: — Эй, подожди! Погоди, приятель! Разговор есть!
С близких деревьев сорвалась стайка мелких птичек и унеслась в сторону.
— Молчит, — немного подождав ответа, усмехнулся Любовод. — Ты позволишь, я его зарублю, друже? Все же моих родичей он истреблял. Опосля перед матерью не стыдно похвастаться будет.
— Да мне не жалко, — пожал плечами ведун. — Я скальпы не собираю.
— От и ладно. — Новгородец опять привстал на стременах и закричал: — Я уже рядом, Раджаф! Совсем рядом!
Следы копыт, по которым они шли второй день, вдруг отвернули с ручья влево, проследовали мимо вывороченной с корнями сосны, обогнули густой ельник, нырнули под березки, а потом снова повернули к ельнику, но еще более густому, и скрылись в нем.