Похожий на самого себя
Смерть отца Яона явилась из ниоткуда. Вдруг отец чувствует себя «немножко скверно», вдруг головокружение, вдруг температура, вдруг ищут врача, и его нет. Много пьют, отдыхают в комнате. Отец Яона все время улыбается.
— Эта температура, — говорит он Яону, — даже приятна. Это как после бутылки виски, — смеется он. — Только без тошноты.
Когда Яон остается с ним наедине, ему кажется, будто ничего и не происходит, но по беспокойству индуса, у которого они живут, ясно, что это серьезно. Отец Яона спокоен, и это не притворство, но и ничего не говорит о положении дел. Ведь речь здесь не идет о смерти, всего-навсего о возврате НДС. Ведь его жизнь уже давно закончилась, и все, что происходило с тех пор, было лишь довеском, чем-то вроде отменного времяпрепровождения с милым сыном в пространных пределах налога на время, взыскиваемого самим временем.
Когда отец умер, Яон похоронил его во дворе дома, где они гостили. Индус, хозяин дома, пытался убедить Яона, что тело лучше бы сжечь, но, когда увидел, что Яон упрямится, принес лопаты и сам помог закопать. Когда закончили засыпать могилу, был уже вечер, и Яон занялся волдырем, появившимся на ладони под большим пальцем, размышляя при этом о том, что написать на могиле. Странно, отец был так хорош в надгробных речах, а сыну не удалось придумать даже одного предложения. Единственное, что приходило ему в голову в связи с отцом, это то, что он был похож на самого себя. Множество мыслей смешалось у Яона в голове. Часть из них говорила ему, что вообще ошибкой было хоронить отца здесь, и нужно было отвезти тело в Израиль, и что он должен немедленно позвонить домой, маме, по которой Яон очень скучал, и, может быть, также своей бывшей жене, очень любившей Яонова отца, и что нынешнее печальное состояние могло бы побудить ее вернуться, хотя бы ненадолго, просто из сострадания. Другие мысли крутились вокруг Брабальта, Велвелэ, бара «Атом», вокруг всего этого мира, которого Яон никогда не знал, и с которым отец сейчас соединился. Были также мысли о паспортах, о том, «что теперь будет», и еще одна мыслишка, что жизнь до сих пор хранила его, как этрог, в шкатулке с бархатными стенками. И с каким малым числом умерших людей она заставила Яона встретиться за его тридцать два года: отец и девушка-солдат с разбитым сердцем, вдребезги разбившаяся рядом с ним. Он сидел и ждал, когда все эти мысли пройдут, однако, поняв, что им не видно конца, встал, воткнул в землю кусок доски и черной ручкой написал на ней печатными буквами «Старая гвардия».