Я часто размышляю теперь, что думала Фрэнсис о наших излияниях. Когда я вспоминаю страстные слова в моих письмах, я улыбаюсь своей наивности. Тогда мне не приходило в голову, что другим такие отношения могли показаться довольно странными.
Вскоре Анна стала переписываться с Фрэнсис в таком же роде. Фрэнсис ублажала Анну, так же как и меня. Мы были дочери герцога Йоркского, наследника престола, и если у моего отца не будет сыновей, то вторая наследница – я, а Анна – третья. Для Фрэнсис это было немаловажное обстоятельство.
Анна не только вступила в переписку с Фрэнсис – из преданности и стремления во всем подражать мне, поскольку писать она всегда избегала и я могу себе представить, что это были за письма – но и у них тоже завелись друг для друга особые имена. Фрэнсис для Анны была Семандра, по имени героини, которую Анна играла, а Анна была Зифарес, по имени другой девушки из той же пьесы.
Вероятно, эта необычная активность со стороны Анны и привлекала внимание леди Фрэнсис, старшей сестры Элизабет, и она решила разобраться в том, что происходит. Ведь мы были как-никак на ее попечении.
Случилось так, что Ричарда Гибсона, карлика, служившего между нами курьером, не было. Сара Дженнингс, прекрасно осведомленная о нашей с Анной страсти к Фрэнсис Эпсли, подсмеивавшаяся над ней и, очевидно, не считавшая эту дружбу помехой в ее господстве над Анной, согласилась передавать письма в отсутствие Ричарда Гибсона. Таким образом она могла следить за Анной и быть ее поверенной в тайном увлечении, которое она, без сомнения, считала преходящей глупостью.
Однажды перед уроком с мистером Гори, нашим учителем танцев, Анна сидела у себя в комнате за письмом к Фрэнсис – задача для нее, как всегда, необычайно трудная – и прежде чем она успела закончить письмо, ее позвали в танцкласс.
Она не хотела оставить письмо незапечатанным, поэтому она взяла его с собой и, когда наш урок кончился, шепотом попросила меня запечатать ее письмо вместе с моим, так как Сара обещала доставить их оба Фрэнсис.
Я вернулась к себе в комнату и принялась за письмо к Фрэнсис, и как раз, когда я его заканчивала, вошла Сара Дженнингс.
– Я сейчас ухожу, – сказала она. – Так я возьму письма.
– Письмо моей сестры не запечатано. Запечатайте его, пожалуйста, пока я кончу свое.
Я как раз передавала Саре письмо, когда вошла леди Фрэнсис, и, я полагаю, она слышала часть нашего разговора.
Я почувствовала, что краснею. А вдруг она захочет взглянуть на письмо? Я не могла вынести мысли о том, что эти холодные глаза будут читать исполненные страсти строки. Такой практичной особе они покажутся глупостью.